Месопотамия-загадочный мир!
Персидское завоевание и утрата Вавилонией независимости не означали ещё конца месопотамской цивилизации. Для самих вавилонян приход персов, возможно, казался вначале очередной сменой правящей династии. Прежнего величия и славы Вавилона хватало местным жителям для того, чтобы не испытывать перед завоевателями чувства ущербности и неполноценности. Персы со своей стороны также относились к святыням и культуре народов Месопотамии с должным уважением.
Вавилон сохранял положение одного из величайших городов мира. Александр Македонский, разбив персов при Гавгамелах, вступил в октябре 331 г. до н. э. в Вавилон, где он «короновался», принёс жертвы Мардуку и отдал распоряжение восстановить древние храмы. По замыслу Александра Вавилон в Месопотамии и Александрия в Египте должны были стать столицами его империи; в Вавилоне он и умер 13 июня 323 г. до н. э., вернувшись из восточного похода. Изрядно пострадавшая в ходе сорокалетней войны диадохов Вавилония осталась за Селевком, приемники которого владели ею до 126 г. до н. э., когда страну захватили парфяне. От разгрома, учинённого парфянами Вавилону за эллинистические симпатии его жителей, город так и не оправился.
Таким образом, древнемесопотамская культура просуществовала ещё полтысячелетия после краха собственно месопотамской государственности. Приход эллинов в Междуречье явился поворотным моментом в истории месопотамской цивилизации. Обитатели Месопотамии, пережившие не один разгром и ассимилировавшие не одну волну пришельцев, на этот раз столкнулись с культурой, явно превосходившей их собственную. Если с персами вавилоняне могли чувствовать себя на равных, то эллинам они уступали практически во всём, что осознавали сами и что роковым образом сказалось на судьбе вавилонской культуры. Упадок и конечную гибель месопотамской цивилизации следует объяснить не столько причинами экономическими и экологическими (засоление почв, изменение русел рек и т. п.), в полную меру сказавшимися, очевидно, лишь в Сасанидскую эпоху (227 – 636 гг. н. э.), сколько социально-политическими: отсутствием «национальной» центральной власти, заинтересованной в поддержке старых традиций, влиянием и соперничеством со стороны новых городов, основанных Александром Македонским и его наследниками, а главное – глубокими и необратимыми переменами в этнолингвистической и общекультурной ситуации. К моменту прихода эллинов арамеи, персы и арабы составляли большой процент населения Месопотамии; в живом общении арамейский язык начал вытеснять вавилонский и ассирийский диалекты аккадского ещё в первой половине I тыс. до н. э. При Селевкидах старая месопотамская культура сохранилась в державшихся старины общинах, объединявшихся вокруг наиболее крупных и почитаемых храмах (в Вавилоне, Уруке и других древних городах). Подлинными её носителями были учёные писцы и жрецы. Именно они на протяжении трёх столетий сберегали древнее наследие, в новом по духу, куда более быстро меняющемся и «открытом» мире. Однако все усилия вавилонских учёных спасти прошлое были тщетны: месопотамская культура отжила своё и была обречена.
В самом деле, что могла значить вавилонская «учёность» для людей, уже знакомых с творениями Платона и Аристотеля? Традиционные месопотамские представления и ценности оказались устаревшими и не могли удовлетворить запросов критического и динамичного сознания эллинов и эллинизированных жителей месопотамских городов. Сложная клинопись не могла конкурировать ни с арамейским, ни с греческим письмом; средством «межнационального» общения, как и повсеместно на Ближнем Востоке, служили греческий и арамейский. Даже апологеты древних традиций из числа эллинизированных вавилонян вынуждены были писать по-гречески, если желали быть услышанными, как это сделал вавилонский учёный Берос, посвятивший свою «Бабилониаку» Антиоху I. Греки проявили поразительное равнодушие к культурному наследию завоёванной страны. Месопотамская литература, доступная только знатокам клинописи, осталась незамеченной; искусство, следовавшее образцам тысячелетней давности, не импонировало греческому вкусу; местные культы и религиозные идеи были чужды эллинам. Даже прошлое Двуречья, судя по всему, не вызвало у греков особого интереса. Не известно случая, чтобы какой-нибудь греческий философ или историк изучил клинопись. Пожалуй, только вавилонская математика, астрология и астрономия привлекли внимание эллинов и получили широкое распространение.
В то же время греческая культура не могла не прельщать многих из неконсервативно настроенных вавилонян. Помимо всего прочего причастность к культуре завоевателей открывала путь к социальному успеху. Как и в других странах эллинистического Востока, в Месопотамии эллинизация происходила (проводилась и принималась) сознательно и затрагивала в первую очередь верхи местного общества, а затем уж распространялась на низы. Для вавилонской культуры это, очевидно, означало потерю немалого числа активных и способных людей, «перешедших в эллинство».
Однако импульс, данный греками, с течением времени и по мере распространения ослабевал, тогда как обратный процесс варваризации пришлых эллинов шёл по нарастающей. Он начался с социальных низов переселенцев, был стихийным и вначале, вероятно, не очень заметным, но в конце концов греки растворились в массе местного населения. Одолел Восток, правда Восток уже не вавилонский, а арамейско-иранский. Собственно древнемесопотамское культурное наследие было воспринято последующими поколениями на Востоке и Западе лишь в ограниченном объёме, часто в искажённом виде, что неизбежно при всякой передаче через вторые и третьи руки. Это, впрочем нисколько не умаляет ни нашего интереса к нему, ни важности изучения древнемесопотамской культуры для лучшего понимания всеобщей истории культуры.
Месопотамская цивилизация – одна из древнейших, если не самая древняя в мире. Именно в Шумере в конце IV тыс. до н. э. человеческое общество едва ли не впервые вышло из стадии первобытности и вступило в эпоху древности, отсюда начинается подлинная история человечества. Переход от первобытности к древности, «от варварства к цивилизации» означает сложение культуры принципиально нового типа и рождения нового типа сознания. Как первая, так и второе теснейшим образом связаны с урбанизацией, сложной социальной дифференциацией, становлением государственности и «гражданского общества», с появлением новых видов деятельности, особенно в сфере управления и обучения, с новым характером отношений между людьми в обществе. Существование какого-то рубежа, отделяющего первобытную культуру от древней, ощущалось исследователями давно, но попытки определить внутреннюю сущность различия между этими разностадиальными культурами стали предприниматься только в последнее время. Для догородской бесписьменной культуры характерна симпрактичность информационных процессов, имеющих место в обществе; иными словами, основные виды деятельности не требовали каких-либо самостоятельных коммуникативных каналов; обучение хозяйственным, промысловым и ремесленным навыкам, ритуалу и т. п. строилось на непосредственном подключении обучаемых к практике.
Мышление человека первобытной культуры можно определить как «комплексное», с преобладанием предметной логики; индивид полностью погружён в деятельность, связан психологическими полями ситуационной действительностью, не способен к категориальному мышлению. Уровень развития первобытной личности можно назвать дорефлексивным. С рождением цивилизации отмеченная симпрактичность преодолевается и возникает «теоретическая» текстовая деятельность, связанная с новыми видами общественной практики (управление, учёт, планирование и т. п.). Эти новые виды деятельности и становление «гражданских» отношений в обществе создают условия для возникновения категориального мышления и понятийной логики.
По существу в своих основах культура древности и сопутствующий ей тип сознания и мышления не отличаются принципиальным образом от современной культуры и сознания. К этой новой культуре была причастна лишь часть древнего общества, первоначально, вероятно, весьма небольшая; в Месопотамии новый тип людей – носителей такой культуры, по-видимому, лучше всего представляли фигуры шумерского чиновника-бюрократа и учёного писца. Люди, управляющие сложным храмовым или царским хозяйством, планировавшие крупные строительные работы или военные походы, лица, занятые прогнозированием будущего, накоплением полезных сведений, совершенствованием системы письма и обучением смены – будущих администраторов и «учёных», первыми вырвались из вечного круга безрефлексивного, почти автоматического воспроизведения сравнительно ограниченного набора традиционных шаблонов и образцов поведения. По самому роду своих занятий они были поставлены в иные условия, часто оказывались в ситуациях , невозможных прежде, и для решения стоявших перед ними задач требовались новые формы и приёмы мышления.
На протяжении всего периода древности первобытная культура сохранялась и существовала бок о бок с древней. Воздействие новой городской культуры на различные слои населения Месопотамии было неодинаковым; первобытная культура постоянно «ионизировалась», подвергалась преобразующему воздействию со стороны культуры древних городов, но тем не менее благополучно сохранилась до конца периода древности и даже пережила его. Жители отдалённых и глухих селений, многие племена и социальные группы оказывались не затронутыми ею.
Немаловажную роль в становлении и закреплении новой культуры древнего общества сыграла письменность, с появлением которой стали возможны новые формы хранения-передачи информации и «теоретической», т. е. чисто интеллектуальной деятельности. В культуре древней Месопотамии письменности принадлежит особое место: изобретённая шумерами клинопись – самое характерное и важное (во всяком случае, для нас) из того, что было создано древнемесопотамской цивилизацией. При слове «Египет» мы сразу представляем себе пирамиды, сфинксов, руины величественных храмов. В Месопотамии ничего подобного не сохранилось – грандиозные сооружения и даже целые города расплылись в бесформенные холмы-телли, едва различимы следы древних каналов. О прошлом говорят лишь письменные памятники, бесчисленные клинообразные надписи на глиняных табличках, каменных плитках, стелах и барельефах. Около полутора миллионов клинописных текстов хранится сейчас в музеях мира, и каждый год археологи находят сотни и тысячи новых документов. Глиняная табличка, испещрённая клинописными значками, могла бы служить таким же символом древнего Двуречья, каким для Египта являются пирамиды.
Месопотамская письменность в своей древнейшей, пиктографической форме появляется на рубеже IV – III тыс. до н. э. По-видимому, она сложилась на основе системы «учётных фишек», которую вытеснила и изменила. В IX –IV тыс. до н. э. обитатели ближневосточных поселений от Западной Сирии до Центрального Ирана использовали для учёта различных продуктов и товаров трёхмерные символы – маленькие глиняные шарики, конусы и т. п. В IV тыс. до н. э. наборы таких фишек, регистрировавшие какие-то акты передачи тех или иных продуктов начали заключать в глиняные оболочки размером с кулак. На внешней стенке «конверта» иногда оттискивали все фишки, заключаемые внутрь, чтобы иметь возможность вести точные подсчёты, не полагаясь на память и не разбивая опечатанных оболочек. Необходимость в самих фишках, таким образом, отпадала – достаточно было оттисков. Позже оттиски были заменены процарапанными палочкой значками-рисунками. Такая теория происхождения древнемесопотамского письма объясняет выбор глины в качестве писчего материала и специфическую, подушко- или линзообразную форму древнейших табличек.
Полагают, что в ранней пиктографической письменности было свыше полутора тысяч знаков-рисунков. Каждый знак означал слово или несколько слов. Совершенствование древнемесопотамской системы письма шло по линии унификации значков, сокращения их числа (в нововавилонский период их осталось чуть более 300), схематизации и упрощения начертания, в результате чего появились клинописные (состоящие из комбинаций клиновидных оттисков, оставляемых концом трёхгранной палочки) знаки, в которых почти невозможно узнать исходный знак-рисунок. Одновременно происходила фонетизация письма, т. е. значки стали употреблять не только в первоначальном, словесном значении, но и в отрыве от него, как чисто слоговые. Это позволило передавать точные грамматические формы, выписывать имена собственные и т. п.; клинопись стала подлинной письменностью, зафиксированной живой речью.
Самые древние письменные сообщения представляли собой своеобразные ребусы, однозначно понятные только составителям и лицам, присутствующим при записи. Они служили «памятками» и вещественным подтверждением условий сделок, которое могло быть предъявлено в случае возникновения каких-либо споров и разногласий. Насколько можно судить, древнейшие тексты – это описи полученных или выданных продуктов или имущества или же документы, регистрирующие обмен материальными ценностями. Первые вотивные надписи также по существу фиксируют передачу имущества, посвящение его богам. К числу древнейших относятся и учебные тексты – списки знаков, слов и т. д.
Развитая клинописная система, способная передавать все смысловые оттенки речи, выработалась к середине III тыс. до н. э. Сфера применения клинописи расширяется: помимо документов хозяйственной отчётности и купчих появляются пространные строительные или закладные надписи, культовые тексты, сборники пословиц, многочисленные «школьные» или «научные» тексты – списки знаков, списки названия гор, стран, минералов, растений, рыб, профессий и должностей и, наконец, первые двуязычные словари.
Шумерская клинопись получает широкое распространение: приспособив к нуждам своих языков, её с середины III тыс. до н. э. используют аккадцы, семитоязычные жители Центральной и Северной Месопотамии и эблаитяне в Западной Сирии. В начале II тыс. до н. э. клинопись заимствуют хетты, а около 1500 г. до н. э. жители Угарита на её основе создают свою упрощённую слоговую клинопись, которая, возможно, повлияла на формирование финикийского письма. От последнего берут начало греческий и соответственно более поздние алфавиты. Пилосские таблички в архаической Греции, вероятно, также восходят к месопотамскому образцу. В I тыс. до н. э. клинопись заимствуют урарты; персы также создают своё парадное клинописное письмо, хотя в эту эпоху уже известны более удобные арамейское и греческое. Клинопись, таким образом, во многом определила культурный облик переднеазиатского региона в древности.
Престиж месопотамской культуры и письменности был столь велик, что во второй половине II тыс. до н. э., несмотря на упадок политического могущества Вавилона и Ассирии, аккадский язык и клинопись становятся средством международного общения на всём Ближнем Востоке. Текст договора между фараоном Рамсесом II и царём хеттов Хаттусили III был составлен по аккадски. Даже своим вассалам в Палестине фараоны пишут не по-египетски, а по-аккадски. Писцы при дворах правителей Малой Азии, Сирии, Палестины и Египта старательно изучают аккадский язык, клинопись и литературу. Чужая сложная грамота доставляла этим писцам немало мучений: на некоторых табличках из Тель-Амарны (древний Ахетатон) видны следы краски. Это египетские писцы при чтении пытались разделить на слова (подчас неверно) сплошные строки клинописных текстов. 1400 – 600 годы до н. э. – время наибольшего влияния месопотамской цивилизации на окружающий мир. Шумерские и аккадские ритуальные, «научные» и литературные тексты переписываются и переводятся на другие языки во всём ареале клинописи.
Древнемесопотамская шумеро- и аккадоязычная литература известна сравнительно неплохо – сохранилось примерно четверть того, что составляло «основной поток традиции», т. е. изучалось и переписывалось в древних школах-академиях. Глиняные таблички, даже необожжённые, прекрасно сохраняются в земле, и есть основания надеяться, что со временем будет восстановлен весь корпус литературных и «научных» текстов. Обучение в Двуречье издавна строилось на копировании текстов самого различного содержания – от образцов деловых документов до «художественных произведений», и целый ряд шумерских и аккадских сочинений был восстановлен по многочисленным ученическим копиям.
При школах-академиях (эдубба) создавались библиотеки по многим отраслям знания, существовали и частные собрания «глиняных книг». Крупные храмы и дворцы правителей также нередко имели кроме хозяйственно-административных архивов библиотеки. Самая известная из них – библиотека ассирийского царя Ашшурбанапала в Ниневии, обнаруженная в 1853 г. при раскопках холма возле деревни Куюнджик на левом берегу Тигра. Собрание Ашшурбанапала было не только крупнейшим для своего времени; это едва ли не первая в мире настоящая, систематически подобранная и расставленная библиотека. Царь лично следил за комплектованием: по его приказам писцы по всей стране снимали копии с древних или редких табличек, хранившихся в храмовых и частных собраниях, или же доставляли в Ниневию оригиналы.
Некоторые сочинения представлены в этой библиотеке в пяти-шести экземплярах. Пространные тексты составляли целые «серии», включавшие иногда до 150 табличек. На каждой такой «серийной» табличке стоял её порядковый номер; заглавием служили начальные слова первой таблички. На полках книги «книги» размещались по определённым отраслям знаний. Здесь были собраны тексты «исторического» содержания («анналы», «хроники» и др.), судебники, гимны, молитвы, заговоры и заклинания, эпические поэмы, «научные тексты» (сборники примет и предсказаний, медицинские и астрологические тексты, рецепты, шумеро-аккадские словари и т. п.), сотни книг, в которых «отложились» все знания, весь опыт древнемесопотамской цивилизации. Большая часть того, что мы знаем о культуре шумеров, вавилонян и ассирийцев, была получена при изучении этих 25 тыс. табличек и фрагментов, извлечённых из руин дворцовой библиотеки, погибшей при разрушении Ниневии.
Древнемесопотамская словесность включает как памятники фольклорного происхождения – «литературные» обработки эпических поэм, сказок, собрания пословиц, так и произведения авторские, представляющие письменную традицию. Самым выдающимся памятником шумеро-вавилонской словесности, по мнению, современных исследователей, является аккадский «Эпос о Гильгамеше», в котором повествуется о поисках бессмертия и ставится вопрос о смысле человеческого существования. Найден целый цикл шумерских поэм о Гильгамеше и несколько более поздних аккадских версий эпоса. Этот памятник, очевидно, пользовался заслуженной славой и в древности; известны его переводы на хурритский и хеттский языки, упоминание о Гильгамеше есть и у Элиана.
Огромный интерес представляют старовавилонская «Поэма об Атрахасисе», повествующая о сотворении человека и всемирном потопе, и культовый космогонический эпос «Энума элиш» («Когда вверху…»). Дошла из Месопотамии и поэма-сказка о проделках хитреца, трижды отомстившего своему обидчику. Этот сказочный сюжет хорошо представлен в мировом фольклоре (тип 1538 по системе Аарне-Томпсона). Широко распространён в мировом фольклоре и мотив полёта человека на орле, впервые встречающийся в аккадской «Поэме об Этане». Шумерские «Поучения Шуруппака» (середина III тыс. до н.э.) включает ряд пословиц и сентенций, повторяющихся позже во многих ближневосточных литературах и у античных философов.
Из произведений нефольклорного, изначально письменного, авторского происхождения следует указать несколько поэм о невинном страдальце, так называемую «Вавилонскую теодицею» и «Разговор господина с рабом», предвосхищающих темы библейских книг Иова и Экклесиаст. Некоторые покаянные псалмы и плачи вавилонян также находят параллели в библейских псалмах. В целом можно утверждать, что древнемесопотамская словесность, её тематика, поэтика, само видение мира и человека оказали значительное воздействие на литературы соседних народов, на Библию и через неё – на литературы Европы.
По-видимому, месопотамские истоки имела и арамейская «Повесть Ахикаре» (древнейшая запись датируется V в. до н.э.), переведённая в средние века на греческий, арабский, сирийский, армянский и славянские языки («Повесть об Акире Премудром»).
Глубокий след в современной культуре оставили шумеро-вавилонская математика и астрономия. По сей день мы пользуемся позиционной системой цифр и шестидесятиричным счётом шумеров, деля круг на 360°, час – на 60 минут, а каждую из них – на 60 секунд. Особенно значительны были достижения вавилонской математической астрономии.
Самый творческий период вавилонской математической астрономии приходится на V в. до н. э. В это время существовали знаменитые астрономические школы в Уруке, Сиппаре, Вавилоне и Борсиппе. Из этих школ вышли два великих астронома: Набуриан, разработавший систему определения лунных фаз, и Киден, установивший продолжительность солнечного года и ещё до Гиппарха открывший солнечные прецессии. Большую роль в передаче грекам вавилонских астрономических знаний играла школа, основанная вавилонским учёным Беросом на о-ве Кос около 270 г. до н. э. Таким образом, греки имели прямой доступ к вавилонской математике, уровень которой во многих отношениях не уступал уровню Европы эпохи раннего Возрождения.
Любопытно наследие месопотамской цивилизации в области политической теории и практики, военного дела, права и историософии. Сложившаяся в Ассирии административная система была заимствована персами (деление страны на сатрапии, разделение в провинции гражданской и военной власти). Ахемениды, а вслед за ними эллинистические правители и позже римские кесари усвоили многое из придворного обихода, принятого у месопотамских царей.
Родившаяся, по-видимому, на рубеже III – II тыс. до н. э. идея единой истинной «царственности», переходящей со временем из одного города-государства в другой, пережила тысячелетия. Войдя в Библию (Книга Давида) как идея смены «царств», она стала достоянием раннехристианской историософии и послужила одним из источников возникшей на Руси в начале XVI в. теории «Москвы – третьего Рима». Характерно, что инсигнии византийских императоров и русских царей, согласно византийским и русским авторам, происходит из Вавилона. «Услышав же князь Владимер Киевский, что царь Василий (император Византии 976 – 1025 гг. – И. К.) получи (из Вавилона. – И. К.) такие великие царские вещи, и посла к нему своего посла, чтоб ево чем подарил. Царь же Василий ради чести своей посла к князю Владимеру в Киев в дарех сердоликову крабицу да мономахову шапочьку. И с того времени прослыша великий князь Владимер Киевский – Мономах. А ныне та шапочька в Московском государстве в соборной церкви. И как бывает властям поставление, тогда ради чину воскладывают её на главу», – читаем мы в «Сказании о Вавилоне-граде» (по списку XVII в.)
Несмотря, что в ветхозаветной и христианской традициях к Вавилону и Ассирии было явно неприязненное отношение, Вавилон оставался в памяти многих поколений первым «мировым царством», наследником которого выступали последующие великие империи.
Категория:
Загадки древних цивилизаций | Добавил:
Хоник
Дата добавления: 30.03.2013 | Просмотры: 3302
