Город Чернобыль, давший название атомной станции, на самом деле отношения к ней практически не имеет.
Этот городок, известный еще с 1127 года как Стрежев, получил свое нынешнее название при сыне киевского князя Рюрика в конце XII века. В качестве небольшого уездного центра он оставался до недавнего времени, переходя из рук в руки. В XIX веке в городке появилась многочисленная еврейская община, а пара его представителей (Менахем и Мордехай Чернобыльские) даже канонизированы иудейской церковью в качестве святых. Последних хозяев округи - польских толстосумов Ходкевичей - прогнали большевики. Так бы и сгинуть заштатному полесскому городку в исторической безвестности, подобно тысячам его близнецов, не прими в 1969 году тогдашние власти решения построить в его окрестностях самую большую в Европе атомную станцию (поначалу все же в проекте фигурировала ГРЭС). Она получила название Чернобыльской, хотя и находится на расстоянии 18 км от города-«прародителя». На роль столицы украинских атомщиков захолустный бревенчатый поселок не подходил, и 4 февраля 1970 года строители торжественно вбили первый колышек в основание нового города, названного по имени местной полноводной реки Припять. Он должен был стать «витриной социализма» и его самой передовой отрасли. Город строили комплексно, по заранее утвержденному генплану. Московский архитектор Николай Остоженко разработал так называемый «треугольный тип застройки» с домами разной этажности. Микрорайоны, похожие на своих тольяттинских и Волгодонских близнецов, окружали административный центр с его райисполкомом, Дворцом культуры, гостиницей «Полесье», детским парком и прочими объектами, как тогда говорили, «соцкультбыта». По их разнообразию и количеству на душу населения Припяти не было равных в Советском Союзе. В пику тесным улицам старых городов проспекты новичка получились широкими и просторными. Система их расположения исключала появление дорожных заторов, еще невиданных в то время. Жилые дома образовывали уютные зеленые дворы, в которых резвилась детвора и отдыхали взрослые. Все это позволило величать Припять «эталоном советского градостроительства», по названию книги архитектора В. Дворжецкого, опубликованной в 1985 году. Город изначально планировался для проживания 75-80 тысяч человек, поэтому те 49 тысяч, что реально были прописаны на момент аварии, чувствовали себя вполне просторно. Работники станции, разумеется, получали отдельные квартиры в первую очередь. Холостякам-приезжим полагались общежития (всего их было аж 18), имелись «общаги» и дома гостиничного типа для молодых семейных пар. Иных в городе почти и не было - средний возраст припятчан не превышал 26 лет. К их услугам строители сдали большой кинотеатр, детские сады, 2 стадиона, множество спортзалов и бассейнов. К первомайским праздникам 1986 года в парке должны были пустить «колесо обозрения». Катать счастливых детишек ему так и не было суждено... Одним словом, Припять по замыслу ее создателей должна была стать образцово-показательным городом, где полностью отсутствуют преступность, алчность, конфликты и прочие «пороки, характерные для загнивающего Запада». Одного не учли апологеты светлого коммунистического будущего - что вместе с новыми жителями в этот оазис придут старые социальные проблемы. И хотя бывшие припятчане обычно характеризуют свою прежнюю жизнь как «счастливую и безмятежную», она мало чем отличалась от повсеместной советской действительности. Неправда, что в городе атомщиков почти отсутствовала преступность. Детишек действительно безбоязненно отпускали на улицу, а двери квартир часто не запирали, но кражи личного имущества были обычным делом. Особенной популярностью у воришек пользовались велосипеды и лодки. В пьесе В. Губарева «Саркофаг» вор-домушник по кличке Велосипедист обокрал в ночь аварии квартиру и удрал с места преступления на двухколесном транспорте. Его, позже, накрыло радиоактивное облако. «Сомневаемся, - усмехаются местные жители, - пока он чистил квартиру, у него украли бы велосипед». Случались в городе и убийства, в основном на бытовой почве, в день получения зарплаты и ее «обмывки». Самыми громкими преступлениями стали повешение двух молодых людей на турнике в 1974 году (по этому делу задержали мясника магазина «Березка») и смерть молодой девушки-комсомолки в общежитии № 10 десятью годами позже. Она стала выгонять пришедших к ней молодых парней и получила смертельный удар кулаком в голову. Показательный суд проходил во Дворце культуры, где убийца получил высшую меру наказания. Также старожилы помнят вооруженные ограбления сберкассы на местной ж/д станции «Янов» и универмага на улице Дружбы народов (1975 г.). Молодежь тоже не отличалась кротким нравом: массовые драки между местными парубками и приезжими «рексами» случались постоянно. Так называли строителей, родом, как правило, из украинских деревень, живших в общежитиях. Милиция не оставалась в долгу и с 1980 года усиленно гоняла компании численностью более трех человек. В Припяти был даже свой эксгибиционист, пугавший девушек своими сомнительными «достоинствами». По вечерам публика гуляла по местному Бродвею - улице Ленина, устраивала посиделки в кафе «Припять» и культурно выпивала на берегу реки у пристани. Молодежь рвалась на легендарную дискотеку «Эдисон-2» Александра Демидова, проходившую в местном ДК «Энергетик». Билетов частенько не хватало, и тогда несчастный дворец подвергался настоящему штурму разгоряченных любителей танцев. Эта дискотека пережила Припять на целую пятилетку, собираясь уже в новом Славутиче. Как ни удивительно для такого режимного города, были в нем и недовольные советской властью. В 1970 году произошел некий бунт, оставшийся без видимых последствий. В 1985-м толпа молодежи перевернула несколько автомобилей и серьезно конфликтовала с органами правопорядка, о чем даже сообщили «вражеские голоса». По городу ходили самопальные распечатки диссидентов, а население вовсю слушало радиостанции «Голос Америки» и ВВС. Факт тем более удивительный, если учесть, что совсем рядом располагалась крупнейшая станция радиослежения «Чернобыль-2», о которой пойдет речь ниже. И все же в целом местная жизнь была куда спокойнее, чем в любом другом провинциальном городке. Основу населения составляли высококвалифицированные рабочие и инженеры, в интересах которых была престижная работа на атомной станции, куда не допускали людей с запятнанной репутацией. Параллельно строительству городских кварталов велось сооружение четырех блоков ЧАЭС. Площадку под нее выбирали долго, с 1966 года, рассматривая также альтернативные варианты в Житомирской, Винницкой и Киевской областях. Пойму реки Припять возле села Копачи признали наиболее подходящей из-за низкой плодородности отчуждаемых земель, наличия железной дороги, речного сообщения и неограниченных водных ресурсов. В 1970 году строители «Южатомэнергостроя» начали рыть котлован под первый энергоблок. Он был сдан в эксплуатацию 14 декабря 1977 года, второй - годом позже. Стройка, как водится, столкнулась с нехваткой материалов и оборудования, что стало поводом обращения первого секретаря Компартии Украины В. Щербицкого к Косыгину. В 1982 году на станции произошла довольно крупная авария - разрыв одного из тепловыделяющих элементов (твэла), из-за чего долго простаивал первый энергоблок. Скандал удалось замять ценой снятия с должности главного инженера Акинфеева, но все планы удалось выполнить, а по итогам пятилетки ЧАЭС представили к награждению орденом Ленина. Первый звонок так и не был услышан... 1981-м и 1983-м годами датированы пуски 3-го и 4-го энергоблоков. Расширялась станция, в проекте уже значились пуски 5-го и 6-го блоков, а это означало постоянную высокооплачиваемую работу для тысяч новых горожан. Под будущие жилые микрорайоны в Припяти уже расчистили большую площадку. Мало кто тогда знал, что совсем неподалеку, буквально в нескольких километрах, живет еще один город, суперсекретный Чернобыль-2, обслуживающий станцию загоризонтного радиолокационного слежения (ЗГРЛС). Он расположился в лесу северо-западнее настоящего Чернобыля, в 9 км от ЧАЭС, и не отмечен ни на одной карте. Однако его гигантский стальной радар, названный военными «Дугой», имеет высоту почти 140 м и прекрасно виден отовсюду в округе. Такую махину обслуживало около тысячи человек, и специально для них был построен поселок городского типа с единственной улицей имени Курчатова. Естественно, он был огорожен по периметру «колючкой», а предупредительные знаки установили еще за 5 км до запретной зоны. Иногда и они не помогали - здесь расположены самые грибные места, и офицерам КГБ приходилось бегать по лесам за грибниками, отбирая урожай и свинчивая номера с машин. Разумеется, такая секретность порождала массу слухов и кривотолков. Самый популярный гласил, что тут испытывают психотронное оружие, чтобы в «час икс» с помощью радиоволн превратить враждебных европейцев в дружески настроенных зомби. Эту версию на полном серьезе обсуждали даже в Верховной Раде Украины в 1993 году. На самом деле единственным назначением ЗГРЛС было слежение за пусками баллистических ракет НАТО, направление захвата - страны Северной Европы и США. Такие же станции были построены в Николаеве и Комсомольске-на-Амуре. Саму же «Дугу», уникальную по своим размерам и сложности, смонтировали в 1976 году, а испытали в 1979-м. В Черниговской области расположился мощнейший источник коротких волн, которые проходили через всю территорию США, отражались и ловились чернобыльским радаром. Данные поступали на мощнейшие тогда компьютеры и обрабатывались. В комплекс также входил ЦКС - центр космической связи. Для его обслуживания возвели целый комплекс с жилыми и техническими помещениями. После аварии на ЧАЭС он использовался для укрытия солдат, работавших ликвидаторами. Близость Чернобыля-2 к атомной станции не случайна - объект пожирал колоссальное количество электроэнергии. Несмотря на всю свою уникальность, радар имел массу недостатков. Он был бесполезен для обнаружения точечных ракетных запусков и мог «ловить» лишь массированные атаки, характерные для ядерной войны. К тому же его мощные излучатели глушили переговоры воздушных и морских судов европейских стран, что вызвало бурные протесты. Рабочие частоты пришлось сменить, а оборудование - доработать. Новый ввод в эксплуатацию запланировали на 1986 год... Была ли какая-то предопределенность у событий, перечеркнувших плавное течение мирной доаварийной жизни? Известно, что жители близлежащих деревень поговаривали: «Идет время, когда будет зелено, но не весело». Очевидцы утверждают, что некие старухи пророчили: «Будет все, но не будет никого. А на месте города станет расти ковыль». Можно снисходительно отнестись к этим «бабушкиным сказкам», но есть описание сна мастера ЧАЭС Александра Красина. В 1984 году ему приснился взрыв на 4-м блоке, приснился во всех деталях, имевших место быть два года спустя. Он предупредил всех своих родственников о будущей аварии, но идти к начальству с этой идеей не решился. Самый известный похожий случай «вещего сна» произошел сто лет назад, когда репортеру газеты «Бостон Глоб» Эду Сэмпсону приснился страшный взрыв на далеком туземном острове. Он записал свой сон на бумагу, и по ошибке сообщение напечатали во всех газетах. Репортера уволили за обман, и только через неделю потрепанные корабли принесли весть о катастрофическом извержении вулкана Кракатау в нескольких тысячах километров от Бостона. Совпало даже название острова... Как бы то ни было, обратный отсчет был пущен, и «зеленые, но невеселые времена» не заставили себя долго ждать.

Что предшествовало удару, очевидцем которого стал Юрий Трегуб? И можно ли было его избежать? Кто виноват? эти вопросы активно дискутировались как сразу после аварии, так и двумя десятилетиями позже. Существует два лагеря непримиримых оппонентов. Первые утверждают, что главной причиной катастрофы стали конструктивные недоработки самого реактора и несовершенная система защиты. Вторые во всем обвиняют операторов и указывают на непрофессионализм и низкую культуру радиационной безопасности. И у тех, и у других имеются веские аргументы в виде мнения экспертов, заключений все возможных экспертиз и комиссий. Как правило, версия о «человеческом факторе» выдвигается проектировщиками, защищающими честь мундира. Им оппонируют эксплуатационщики, не менее заинтересованные в сохранении лица. Попробуем разбить между ними третий, независимый лагерь, оценить причины и следствия со стороны. Реактор, установленный на 4м блоке ЧАЭС, разработал в 60х годах НИКИ энерготехники Минсредмаша СССР, а научное руководство осуществлял Институт атомной энергии им. Курчатова. Он получил название РБМК1000 (реактор большой мощности канальный на 1000 электрических мегаватт). В качестве замедлителя в нем применяется графит, а теплоносителя вода. Топливом служит уран, спрессованный в таблетки и помещенный в твэлы, выполненные из двуокиси урана и циркониевой оболочки. Энергия ядерной реакции нагревает воду, пущенную по трубопроводам, вода кипит, пар сепарируется и подается на турбину. Та вращается и вырабатывает столь необходимую стране электроэнергию. ЧАЭС стала третьей станцией, где установили такой тип реактора, до этого им «осчастливили» Курскую и Ленинградскую АЭС. Это было время экономии раньше в СССР, да и во всем мире, применяли реакторы, заключенные в корпуса из сверхпрочных сплавов. РБМК такой защитой не обладал, что позволило существенно сэкономить на строительстве увы, за счет безопасности. К тому же топливо на нем можно было перезагружать без остановки, что тоже сулило немалую выгоду. Реактор был создан на основе военного, вырабатывавшего оружейный плутоний для оборонных нужд. Он имел врожденный порок в виде тех самых стержней, регулирующих цепную реакцию они слишком медленно вводятся в активную зону (за 18 секунд вместо 3 необходимых). В результате реактор получает слишком много времени для саморазгона на мгновенных нейтронах, которых и призваны поглощать стержни. К тому же при строительстве ЧАЭС для экономии бетона на 2 метра уменьшили высоту подреакторного помещения, в результате чего длина стержней тоже уменьшилась с 7 до 4 метров. Но самым главным несовершенством защиты оказалось полное незнание проектантами воздействия пара на мощность реактора. В его переходных режимах рабочие каналы вместо «плотной» воды заполнялись паром. Тогда считалось, что в этом случае мощность должна упасть, а надежных расчетных программ и возможностей для лабораторных экспериментов не было. Лишь много позже практика показала, что пар дает такой скачок реактивности, причем за считаные секунды, что мощность увеличивается стократно, а медленные регулирующие стержни так и остаются на полпути в момент, когда атомный джинн уже вырывается из бутылки. О возможных печальных последствиях тогда практически никто не задумывался идею абсолютной безопасности атомной энергетики рекламировал сам А.П. Александров, глава Академии наук СССР. Никто из ученых не решался всерьез спорить с ним, и лишь в другом ведомстве нашлись люди, поставившие под сомнение компетентность проектировщиков и строителей будущей крупнейшей атомной станции. Речь идет, конечно же, о Комитете Госбезопасности. Одновременно со строительством ЧАЭС в Припяти развернулся городской отдел УКГБ. Делами на самом объекте занимался 3й Отдел 2го Управления контрразведки. В его компетенцию входил сбор данных о строительстве станции, ее работе, сотрудниках и возможностях диверсионной и прочей деятельности вражеских разведок. Первым документом Отдела, располагавшего классными аналитиками, стала справка от 19 сентября 1971 года, в которой оценивались технические характеристики будущей ЧАЭС. В ней отмечалось отсутствие у Минэнерго Украины опыта эксплуатации подобных сооружений, низкий уровень подбора кадров, недостатки при строительстве. Тогда чекистов никто не стал слушать. В 1976 году киевское УКГБ направило спецсообщение руководству ведомства о «систематических нарушениях технологии проведения строительномонтажных работ на отдельных участках строительства». В нем приводятся убийственные данные: несвоевременно поставляется техническая документация от проектировщиков, сварные трубы Кураховского КМЗ полностью непригодны, но приняты руководством станции, бучанский кирпич для строительства помещений имеет прочность в 2 раза ниже нормативной, и т.д. Бетон для бака жидких радиоактивных отходов(!) был уложен с нарушениями, грозившими утечкой, а его обшивка оказалась деформированной. Заканчивалось сообщение, как водится, несовершенством охраны от возможных диверсантов, которую доверили сплошь пенсионерамвохровцам. Но «глас вопиющего чекиста» утонул в пустыне бездействия. Первый секретарь Компартии Украины и фактически хозяин республики Владимир Щербицкий на предупреждения председателя КГБ УССР Виталия Федорчука реагировал весьма вяло, посылая на станцию очередную «дежурную» комиссию. Ну, ейбогу, не останавливать же стройку из-за того, что сварное оборудование наших югославских друзей из «Энергоинвеста» и «Джуры Джуровича» оказалось бракованным! А то, что при высоких температурах создается угроза аварии это ж еще доказать надо... Тем временем в 19831985 годах на ЧАЭС произошло 5 аварий и 63 отказа основного оборудования. А целая группа работников КГБ, предупреждавших о возможных последствиях, получила взыскания за «паникерство и дезинформацию». Последнее донесение датировано 26 февраля 1986 года, ровно за 2 месяца до аварии, о недопустимо низком качестве перекрытий 5го энергоблока. Шли предупреждения и со стороны ученых. Профессор Дубовский, один из лучших специалистов СССР по ядерной безопасности, еще в 70х предупреждал об опасности эксплуатации реактора такого типа, подтвердившейся во время аварии на Ленинградской АЭС в 1975 году. В тот раз только случайность спасла город от катастрофы. Сотрудник Института атомной энергии В.П. Волков забрасывал руководство докладными о ненадежности защиты реактора РБМК и предлагал меры по ее совершенствованию. Руководство бездействовало. Тогда настырный ученый дошел до директора Института академика Александрова. Тот назначил экстренное совещание по этому вопросу, которое почемуто не состоялось. Больше обращаться Волкову было некуда, поскольку его всесильный начальник возглавлял тогда заодно и Академию наук, то есть был высшей научной инстанцией. Еще одна отличная возможность пересмотреть систему безопасности была упущена. Уже позже, после аварии, Волков со своим докладом пробьется к самому Горбачеву и станет изгоем в своем Институте... 27 марта 1986 года в газете «Литературна Украина» вышла статья Любови Ковалевской «Не частное дело», мало кем замеченная. Это потом она произведет фурор на Западе и послужит доказательством неслучайности произошедших событий, а пока юная журналистка с пылкостью, свойственной тем перестроечным годам, бичевала нерадивых поставщиков: «326 тонн щелевого покрытия на хранилище отработанного ядерного топлива поступило бракованным с Волжского завода металлоконструкций. Около 220 тонн бракованных колонн выслал на монтаж хранилища Кашинский ЗМК. Но ведь работать так недопустимо!» Основную причину аварии Ковалевская увидела в процветавшей на станции семейственности и круговой поруке, при которой ошибки и халатность сходили начальству с рук. Ее, как водится, обвинили в некомпетентности и стремлении сделать себе имя. До проведения авантюрного эксперимента на четвертом блоке оставались считаные недели... Его программа, назначенная на 25 апреля,тоже была призвана экономить речь шла об использовании энергии вращения турбины в момент остановки реактора. Условиями проведения было предусмотрено отключение системы аварийного охлаждения реактора (САОР) и снижение мощности. Вопросы поведения реактора и его защиту на таких режимах создатели до конца так и не проработали, оставив прерогативу принятия решений персоналу станции. Персонал действовал как мог, подчиняясь условиям испытаний, утвержденным наверху, и делая роковые ошибки. Но можно ли ставить в вину простому инженеру последствия, не предусмотренные физиками и академикамиконструкторами? Как бы то ни было, обратный отсчет был уже пущен, и хроника эксперимента превратилась в хронику необъявленной трагедии:
25 апреля
01 ч. Об мин. Начало снижения мощности энергоблока.
03 ч. 47 мин. Тепловая мощность реактора снижена и застабилизирована на уровне 50 % (1600 МВт).
14 ч. 00 мин. САОР (система аварийного охлаждения реактора) отключена от контура циркуляции. Отсрочка выполнения программы испытаний по требованию диспетчера «Киевэнерго» (САОР в работу введена не была, реактор продолжал работать на тепловой мощности 1600 МВт).
15 ч. 20 мин. 23 ч. 10 мин. Начата подготовка энергоблока к проведению испытаний. Ими руководит заместитель главного инженера Анатолий Дятлов жесткий волевой начальник и один из ведущих в стране специалистоватомщиков. Он метит на кресло своего босса Николая Фомина партийного выдвиженца, собирающегося на повышение, и успешный эксперимент может приблизить его к цели.
26 апреля
00 ч. 28 мин. При тепловой мощности реактора около 500 МВт, в процессе перехода на автоматический регулятор мощности было допущено не предусмотренное программой снижение тепловой мощности приблизительно до 30 МВт. Произошел конфликт между Дятловым и оператором Леонидом Топтуновым, считавшим, что нельзя продолжать эксперимент при такой малой мощности. Мнение начальника, решившего пойти до конца, победило. Начат подъем
мощности. Спор в БЩУ не прекращается. Акимов пытается уговорить Дятлова поднять мощность до 700 безопасных мегаватт. Так зафиксировано в программе, подписанной главным инженером.
00 ч. 39 мин. 00 ч.43 мин. Персонал в соответствии с регламентом испытаний заблокировал сигнал аварийной защиты по останову двух теплогенераторов.
01 ч. 03 мин. Тепловая мощность реактора поднята до 200 МВт и застабилизирована. Дятлов все же решает проводить испытание на низких значениях. Ослабло кипение в котлах и началось ксеноновое отравление активной зоны. Персонал спешно вывел из нее стержни автоматического регулирования.
01 ч. 03 мин01 ч. 07 мин. В дополнение к шести работающим гидронасосам включены в работу два резервных ГЦН. Поток воды резко увеличился, ослабло парообразование, уровень воды в барабансепараторах снизился до аварийной отметки.
01 ч. 19 мин. Персонал заблокировал сигнал аварийной остановки реактора по недостаточному уровню воды, нарушив технический регламент эксплуатации. В их действиях была своя логика: такое происходило довольно часто, и никогда не приводило к негативным последствиям. Оператор Столярчук просто не обратил на сигналы никакого внимания. Эксперимент должен был продолжаться. Из-за большого притока воды в активную зону образование пара почти прекратилось. Мощность резко упала, и оператор в дополнение к стержням автоматического регулирования вывел из активной зоны стержни ручного регулирования, препятствуя снижению реактивности. Высота РБМК 7 метров, а скорость выведения стержней 40см/ сек. Активная зона осталась без защиты фактически предоставленной самой себе.
01 ч. 22 мин. Система «Скала» выдала запись параметров, в соответствии с которой нужно было немедленно глушить реактор реактивность возросла, а стержни просто не успевали вернуться в активную зону для ее регулировки. На пульте БЩУ снова разгорелись страсти. Руководитель Акимов не стал глушить реактор, а решил начать испытания. Операторы подчинились никто не хотел пререкаться с начальством и терять престижную работу.
01 ч. 23 мин. Начало испытаний. Перекрыта подача пара на турбину № 8 и начат ее выбег. Вопреки регламенту персонал заблокировал сигнал аварийной остановки реактора при отключении обеих турбин. Начался выбег четырех гидронасосов. Они стали снижать обороты, поток охлаждающей воды резко уменьшился, а температура у входа в реактор возросла. Стержни уже не успевали преодолеть роковые 7 метров и вернуться в активную зону. Далее счет пошел уже на секунды.
01 ч. 23 мин. 40 сек. Начальник смены нажимает кнопку АЗ5 (аварийной защиты реактора) для ускорения введения стержней. Фиксируется резкий рост объема пара и скачок мощности. Стержни прошли 23 метра и остановились. Реактор начал саморазгоняться, его мощность превысила 500 мегаватт и продолжала резко расти. Сработали две системы защиты, но они ничего не изменили.
01 ч. 23 мин. 44 сек. Цепная реакция стала неуправляемой. Мощность реактора превысила номинальную в 100 раз, давление в нем многократно возросло и вытеснило воду. Твэлы раскалились и разлетелись вдребезги, залепив ураном графитовый наполнитель. Разрушились трубопроводы, и вода хлынула на графит. Химические реакции взаимодействия образовали «гремучие» газы, и раздался первый взрыв. Тысячетонная металлическая крышка реактора «Елена» подскочила, как на кипящем чайнике, и повернулась вокруг оси, срезая трубопроводы и подводящие каналы. В активную зону устремился воздух.
01 ч. 23 мин. 46 сек. Образовавшаяся «гремучая» смесь кислорода, окиси углерода и водорода сдетонировала и повторным взрывом разрушила реактор, выбросив наружу осколки графита, разрушенных твэлов, частицы ядерного топлива и обломки оборудования. Раскаленные газы поднялись на высоту нескольких километров в виде облака, явив миру новую постъядерную эпоху. Для Припяти, Чернобыля и сотен деревень вокруг начался новый, послеаварийный отсчет времени. Свои жертвы авария забрала в первые же секунды. Оператор Валерий Ходемчук оказался отрезанным от выхода и навсегда остался погребенным в четвертом блоке. Его коллегу Владимира Шашенка раздавило упавшими конструкциями. Он успел послать сигнал в вычислительный центр, но ответить уже не смог: его позвоночник был смят, ребра поломаны. Операторы вынесли Владимира изпод завалов, и через несколько часов он скончался в больнице. На крышах третьего блока и машзала начались пожары. Вовсю полыхал зал четвертого блока. К чести людей, работавших в ту роковую ночь, они не бросили ситуацию на самотек и сразу же стали бороться за живучесть станции. Инженеры вычислительного центра спасли систему «Скала» от потоков воды, лившихся с девятого этажа. Операторы смены восстановили работу подающих насосов третьего блока. Работники азотнокислородной станции не покинули своего места и всю ночь подавали жидкий азот на охлаждение реакторов. Оглушенный взрывом, младший инспектор службы профилактического наблюдения Владимир Палагель передал тревожный сигнал на пункт пожарной части АЭС.

Пожарные должны проявлять мужество, смелость, находчивость, стойкость и, невзирая ни на какие трудности и даже угрозу самой жизни, стремиться выполнить боевую задачу во что бы то ни стало/из Боевого Устава пожарной службы/....Та неделя выдалась не по апрельски теплой. Деревья уже раскрасились зеленым, земля давно высохла и покрылась травой. Традиционные майские праздники были уже на носу, и жители Припяти до отказа забили свои холодильники продуктами. Город спал и видел свои последние мирные сны, когда на пульте дежурного ВПЧ-2, отвечавшей за ЧАЭС, раздался звонок. Лейтенант Владимир Правик, возглавлявший караул, сразу же понял всю серьезность обстановки и дал по рации областной сигнал пожарной опасности (№ 3). Дело в том, что именно вторая часть отвечала непосредственно за станцию, а шестая обслуживала город. На многочисленных учениях бойцы обкатывали технологию тушения на ЧАЭС до автоматизма, но такой уровень сложности рассматривался только теоретически. Наряд шестой части, возглавляемый лейтенантом Виктором Кибенком, прибыл почти одновременно со своими коллегами, поскольку расстояние от Припяти до станции значительно короче, чем от Чернобыля. Эти два молодых парня когда-то вместе учились в одном училище, а сейчас оказались вдвоем перед огнедышащим жерлом преисподней и не испугались его. Они повели за собой своих товарищей - всего 27 человек - и ни один не дрогнул, не заикнулся о смертельной опасности. Командование взял на себя Правик, как первый офицер, прибывший к месту пожара. В это время уже вовсю пылал машзал, горела кровля, а куски графита, выброшенные из активной зоны, «светились» самой смертью. Согласно Боевому уставу, командир должен провести разведку, выявить очаг пожара и способ его подавления. Молодой лейтенант быстро поднялся на крышу и остановился, ошарашенный невиданным зрелищем. Перед ним, первым человеком в истории, открыл свое развороченное нутро радиоактивный вулкан, изрыгающий потусторонний свет раскаленных своих недр. Так получилось, что первый человек не испугался почти неминуемой смерти, не попятился назад, а встал со своими товарищами стеной на пути огня. Кровля машзала третьего блока была залита горючим материалом битумом - ее второпях сдавали к очередному съезду, огнеупорного покрытия не завезли, и строители использовали тот, что был под рукой, несмотря на все протесты пожарных. Сейчас пришла пора отдуваться за все грехи той системы, за победные рапорта о досрочных сдачах, за грубейшие нарушения технологии и наплевательское отношение к безопасности. Правик взял с собой на крышу Тищуру и Титенка, бойцов из шестой части. Кровля горела во многих местах, сапоги вязли в раскаленном битуме. Лейтенант взял на себя тушение из пожарного ствола, а бойцы принялись скидывать вниз горящий графит. Кто знает, представляли они себе уровень излучения, исходивший от этих кусков, или нет... Тем временем Кибенок отправился прямиком на четвертый реактор, где огневая опасность была пониже, зато радиация зашкаливала за сотни рентген в час - уровень неминуемой смерти. Огонь грозил перекинуться на третий, работающий реактор, и тогда последствия становились бы непредсказуемыми. Подчиненные по очереди становились у пожарного лафета, и только командир ни на минуту не покидал свой пост. Вскоре подоспел майор Леонид Телятников, начальник ВПЧ-2, бывший в то время в отпуске и поднятый по тревоге из своего дома. Он сразу оценил ситуацию и приказал связисту объявить высший уровень пожарной опасности, при котором поднимается на ноги весь личный состав всех окружных подразделений. Тем временем бойцы Кибенка стали терять сознание от высокого уровня радиации. Первым вынесли Василия Игнатенко, остальные начали терять ориентацию в пространстве. Стало понятным, что люди долго не продержатся. На смену Правику был отправлен Петр Хмель, но лейтенант отказался, отлично понимая, чем грозит подчиненному пребывание на кровле. В общей сложности пожарные первого эшелона провели в самом пекле более часа, получив огромные дозы облучения. Страна должна знать своих настоящих героев, и вот их имена: Леонид Телятников, Владимир Правик, Виктор Кибенок, Леонид Шаврей, Иван
Шаврей, Григорий Хмель, Николай Руденок, Владимир Александрович Прищепа, Владимир Иванович Прищепа, Андрей Половинкин, Петр Пивовар, Александр Петровский, Владимир Палагеча, Николай Ничипоренко, Анатолий Найдюк, Виктор Легун, Сергей Легун, Степан Комар, Андрей Король, Анатолий Захаров, Михаил Головленко, Иван Бутрименко, Владимир Тищура, Петр Хмель, Василий Игнатенко, Борис Алишаев, Николай Ващук, Николай Титенок. Вскоре стали прибывать машины из соседних районов. Их задачей стало тушение уже локализованного пожара. Машины «Скорой» увезли обожженных и пораженных радиацией бойцов в припятскую горбольницу. У них уже нарушилось обоняние, начались перепады в настроении и приступы тошноты. Майора Телятникова сменили только в 3 ч. 30 мин., когда к месту тушения прибыл полковник Турин, заместитель начальника пожарной охраны МВД Украины. В его распоряжении были уже сотни бойцов из Ирпеня, Бровар, Боярков, Иванкова и Киева. Последние очаги возгорания были подавлены к шести утра, и началась кропотливая работа по сбору разлившейся воды. Вновь прибывшие рисковали не меньше, чем первые герои: при откачке жидкости из низов станции фон составлял сотни рентген в час, поскольку вода содержала частицы топлива. Эжекторы шлангов часто засорялись радиоактивным мусором, и их приходилось чистить вручную. Естественно, никакой защиты от радиации пожарные не имели. Из них экстренно сформировали 731-й батальон, не значившийся ни в каких бумагах. Бойцы жили в палатках у села Копачи, где загрязнение оставалось особенно сильным. Из 700 человек ныне в живых осталось менее трети. «Нет бумажки - нет и человека» - льготы этим людям не положены, ибо 731-й батальон остался лишь в приказах комбата. Всю аварийную ночь оперативный персонал ЧАЭС предпринимал героические усилия по спасению работающего оборудования и остановке трех других реакторов. Начальник смены Акимов, оператор Топтунов, старший инженер Газин и десятки других работников провели в помещениях станции несколько часов, восстанавливая водоснабжение третьего блока и работу его насосов. Из опасной зоны вывели всех людей, отыскали и вынесли раненого Шашенка, убрали водород из генераторов и заменили его безопасным азотом, откачали тонны масла, чтобы не допустить его возгорания. Со своей задачей эти профессионалы справились на «отлично», не дав аварии одного реактора разрастись до масштабов вселенской катастрофы. Третий блок был удержан и впоследствии остановлен. При этом множество специалистов получили сильнейшие дозы облучения и были отправлены в больницу вслед за пожарными. Их вклад в общее дело остался малооцененным и незаслуженно забытым, а ведь во многом они предотвратили угрозу нового, куда более мощного взрыва. Работами руководил Акимов, получивший смертельную дозу и через 2 недели скончавшийся в московской больнице.

Уже к четырем часам утра на работу были вызваны начальники подразделений ЧАЭС, оперативники местного КГБ и руководство Припяти. Навстречу служебным «Волгам» в город неслись, разрывая ночную тишину сиренами, кареты «Скорой помощи». На оперативном совещании директор станции В. Брюханов и городской глава В. Маломуж намеренно скрыли правду о радиационной обстановке, заявив, что все в порядке и необходимо предотвратить панику. Однако было принято решение о дезактивации городских улиц, радиационный фон на которых составил до 60 миллирентген в час - в сотни раз выше нормы. К рассвету в Припяти под охрану милиции были взяты все важные объекты, а улицы начали поливать из брандспойтов специальным составом. Жителям, однако, никто ничего не сказал. Горожане ходили смотреть на разрушенный блок, из которого до сих пор струился дым, дети возились на улице в песочницах, а одна пожилая женщина сажала картошку на своем участке возле леса. Этот лес принял на себя первый удар радиационного облака и за ночь порыжел, а огородницу госпитализировали с лучевыми ожогами ног. К 12 часам дня в припятскую больницу № 2 приехали московские врачи Селидовкин и Левицкий. Они сразу же оценили состояние пострадавших как крайне тяжелое и настояли на срочной эвакуации в б-ю столичную радиологическую клинику. Уже умер В. Шашенок, несколько человек были полностью забинтованными. Санитарки и нянечки, возившиеся с ними, вскоре сами заболеют и умрут. А пока первых 28 пострадавших погрузили в автобус и увезли в киевский аэропорт Борисполь для переправки в Москву. Среди них было б пожарных и 22 сотрудника стан ции. В б-й клинике им выделили отдельные помещения, отселив всех соседей этажами ниже и выше. Все облученные умерли в период от 11 мая до 31 июля. Их хоронили в гробах, обернутых свинцовой фольгой, переложенных бетонными плитами - новые похороны новой ядерной эры. Беременная жена пожарного Василия Игнатенко до последнего часа находилась возле мужа, получая сильнейшее облучение. Печень ее ребенка, родившегося мертвым, получила 28 Рентген. Опять это роковое число 28... К вечеру 26 апреля в здании горисполкома прошло заседание Правительственной комиссии. На ней впервые прозвучало слово «эвакуация». Где-то неподалеку рыбаки продолжали удить рыбу, а в ДК «Энергетик» гуляли свадьбы. Лишь самые осведомленные и осторожные предпочли вывезти своих родных в другие города к родственникам. Остальные поверили заверениям властей о несерьезности аварии. Мирная жизнь припятчан окончилась 27 апреля вместе с объявлением об эвакуации, прозвучавшим гробовым голосом по радио: «Внимание, внимание! Уважаемые товарищи! Городской совет народных депутатов сообщает, что в связи с аварией на Чернобыльской атомной электростанции в городе Припяти складывается неблагоприятная радиационная обстановка. Партийными и советскими органами, воинскими частями принимаются необходимые меры. Однако, с целью обеспечения полной безопасности людей и, в первую очередь, детей, возникает необходимость провести временную эвакуацию жителей города в населенные пункты Киевской области. Для этого к каждому жилому дому сегодня, двадцать седьмого апреля, начиная с четырнадцати часов, будут поданы автобусы в сопровождении работников милиции и представителей горисполкома. Рекомендуется с собой взять документы, крайне необходимые вещи, а также, на первый случай, продукты питания. Все жилые дома на период эвакуации будут охраняться работниками милиции. Товарищи, временно оставляя свое жилье, не забудьте, пожалуйста, закрыть окна, выключить электрические и газовые приборы, перекрыть водопроводные краны. Просим соблюдать спокойствие, организованность и порядок при проведении временной эвакуации». «Майские праздники проведем на выезде, так даже романтичнее», - рассудили многие горожане, оставляя дома важные документы, теплые вещи и беря с собой гитары-магнитофоны. Мало кто понимал, что уже никогда не вернется в свою квартиру, свой родной дом. Операция по эвакуации населения показала полную неприспособленность планов ГО и ЧС к реальной обстановке. Все машины местных АТП оказались зараженными радиоактивной пылью. Людей нельзя было выводить на улицу и заставлять идти пешком на сборный пункт, как предписывалось инструкциями. Из Киева в Припять выехала огромная колонна из 1100 автобусов, мобилизованных по всем областным автопаркам. Эвакуация прошла не без эксцессов: кто-то ни в какую не хотел ехать, опасаясь за нажитое имущество, где-то в суматохе забыли парализованную бабушку. Все же усилиями милиции и спецслужб к 29 апреля город был полностью «зачищен», людей рассадили по автобусам и вывезли в Полесское, Иванков, прочие города и районные центры. Представители администрации решали оргвопросы еще два дня: нужно было отключить водоснабжение, вывезти пищевые отходы и поморить расплодившихся крыс, куда-то девать магазинную выручку, «фонящую» не хуже самого реактора, и провести еще множество мероприятий в условиях, ранее никем не виданных. 4 мая эвакуировали город Чернобыль. А в окрестных селах, накрытых радиацией с головой, еще продолжали жить люди. Припять была спешно огорожена забором с колючей проволокой и погрузилась в долгий радиационный сон. Ее бывшим жителям в это время было не до сладких сновидений. Вывезенные в Иванков, Полесское, Белую Церковь и прочие города для временного поселения, они осаждали представителей власти с просьбами о помощи, ведь многие остались без денег и всего самого необходимого. Все были вынуждены пройти через пункты дозиметрического контроля, где более половины личных вещей и одежды пошло в могильник. Выбрасывали зараженные брюки, рубашки, платья, деньги, документы. Около тысячи человек поступили в киевские больницы с диагнозом «острая лучевая болезнь». Из-за гигантского наплыва людей в пунктах размещения негде было помыться, в магазинах выстроились огромные очереди. До 3 июня припятчане еще жили надеждой на возвращение домой. 3 июня стало черной датой в жизни полусотни тысяч человек. В этот день Правительственная комиссия приняла решение о прекращении дезактивации города и его бессрочном консервировании. Одновременно власти разработали порядок посещения жителями своего бывшего жилища. Многим было нужно забрать ценности, тем более что в городе уже начали хозяйничать мародеры, добравшиеся даже до квартир партийного начальства. Продукты реши ли не выбрасывать, а использовать холодильники как герметичную тару. В Припять тысячами повалили люди. Мебель и телевизоры выбрасывали из окон для облегчения утилизации. Набивали машины аппаратурой, одеждой, старыми фотоальбомами, документами. Ковры и одеяла, шубы и пальто вывозить было бесполезно - их ворс набрал приличные дозы радиации. На санпропускниках дело доходило до драк, когда дозиметристам приходилось отнимать и выбрасывать «грязные» вещи. Был случай, когда машину «Жигули», набитую скарбом, отняли у владельца и переехали бронетранспортером - настолько сильно она «фонила». К концу октября все было кончено. Припятчане разъехались по родственникам и друзьям, многие получили квартиры в Киеве и других городах Украины, а некоторые так и растворились бесследно на бескрайних просторах Советского Союза... Одновременно с украинской эвакуацией начался массовый исход населения в соседней Белоруссии, пострадавшей едва ли не больше. Сотни деревень, ближайшие из которых находятся в 12-14 км от ЧАЭС, подлежали безусловному отселению. Жители с изумлением рассматривали неестественно блестящие серебром лужи на дорогах, какую-то пыль на распустившихся листьях, а в их дома уже настойчиво стучались солдаты и работники милиции. «Война!» - прокатилось по селам, чьи жители еще помнили эвакуацию 41-го года. Старики держали оборону в своих хатах, не желая уезжать с насиженных мест в неизвестность. Те, кто помоложе, пытались тайком вывезти нажитое имущество, вызывавшее истошный треск дозиметров. Что такое радиация и как с ней бороться, никто не знал. В народе говорили, что спастись от нее можно водкой. В городах и поселках толпа выносила содержимое винно-водочных магазинов вместе с решетками и дверьми, а стоимость самогона взлетела выше
облаков. В первую очередь из зоны поражения надлежало вывезти детей, но откуда взять трезвых шоферов? Жители Хойников до сих пор вспоминают, что иногда приходилось силком останавливать автобус с детьми, чтобы его водительуснул и протрезвел. Штрафовать было некому - гаишники сами еле держались на ногах от водочной «профилактики». Вокзалы напомнили кадры художественных фильмов о Гражданской войне - толпа, штурмующая вагоны, детские крики, плач, очереди в аптеку за йодом. В спешно оставленных деревнях дуром ревели брошенные коровы, свиньи, лошади. Одичавшие кошки и собаки, чья шерсть разве что не светилась в темноте от радиоактивной пыли, нападали на кур и прочую птицу. Солдаты прочесывали район за районом, отстреливая всех несчастных. Место последнего пристанища - все тот же могильник. Исторически сложилось, что жители Полесья сильно привязаны к своим домам. Их любят, в них живет несколько поколений, их холят, с ними разговаривают как с живыми. Как описать чувства простого крестьянина, на глазах у которого дом «срезают» специальным бульдозером и хоронят тут же вместе со всем содержимым, со спиленными яблонями из бывшего сада, с забором и калиткой? Стон вознесся над Полесьем, над всей Белоруссией, тысячеголосый человеческий стон...

А что же разрушенный реактор? Он и не собирался покоряться ликвидаторам, выбрасывая все новые и новые порции раскаленных газов, насыщенных радиоактивными частицами. Ветер сносил адское облако в различных направлениях, оно охлаждалось и густо орошало смертью целые районы, прилегающие к ЧАЭС. Всего в реакторе находилось 180 тонн топлива диоксида урана. В атмосферу была выброшена почти треть. Туда же пошла половина радиоактивного йода131, превратившегося в пар, а также аэрозоли цезия137 и стронция90, изотопы плутония. Суммарная активность выбросов составила по приблизительным оценкам 14x1018 Беккерелей совершенно фантастическое число! Достаточно сказать, что оно в четыре раза превышает расстояние от Земли до звезды Альфа Центавра, выраженное в миллиметрах. Первый удар, так называемый «западный след», обрушился на лес, разделяющий станцию и город Припять. Красавицы сосны как губка вобрали радиоактивную пыль и копоть. В скором времени их хвоя и ветки получили смертельные дозы облучения и погибли, придав насаждениям кирпичнорыжеватый цвет. В историю этот участок навсегда вошел под названием «Рыжего леса». Последующие локальные взрывы и выбросы в атмосферу привели к образованию еще нескольких «следов». Северный загрязнил прилегающие районы Белоруссии Брагинский, Хойникский, Ветковский. Территория вокруг ЧАЭС в радиусе 3040 км вся покрылась пятнами «грязи», где-то более активной, где-то менее. Особенно досталось местности, где прошли дожди. Часть выбросов пришлась на российские Брянскую и Тульскую области. Повышенный радиационный фон отметили в Житомире, Ровно, Киеве, Минске, Могилеве. Чуть позже тревогу забили в Скандинавии здесь тоже зафиксировали присутствие чернобыльского цезия. Сотрудники АЭС в Швеции не смогли пройти прибор дозиметрического контроля утром 28 апреля, когда шли на работу - их одежда прилично «фонила». По направлению ветра быстро вычислили место ядерного взрыва, об этом написали в газетах. Проблема перестала быть чисто внутренней и превратилась в международную. Над Украиной в околоземной орбите зашевелились военные спутники, старательно фиксирующие все происходящее на свою сверхмощную аппаратуру. Тем временем на земле было не до шпионских игрищ. Правительственная комиссия по совету академика Велихова дала указание засыпать реактор с вертолетов свинцом, песком, бором, глиной и доломитом. Работы начались немедленно, уже с 27 апреля. Это была без преувеличения адская работа. Над чадящим атомным кратером при температуре до 60 градусов Цельсия в жутких радиационных фонах винтокрылые машины зависали, и летчики вручную скидывали тяжеленные мешки в открытые окна. За их действиями следил академик Валерий Легасов, засевший на крыше. Именно он первым совместно с председателем Госкомиссии В. Щербиной облетел место взрыва на вертолете, увидел красные пятна горящей активной зоны и понял всю серьезность ситуации. Эффективность первых сбросов была крайне низкой, пока не догадались подвешивать к вертолету старые парашюты с нагрузкой в несколько тонн. Дело сразу пошло веселее, хотя до сих пор многие уверены, что расплавленные до газообразного состояния частицы свинца внесли существенный вклад в загрязнение окружающей среды. Всего на дымящий реактор было сброшено 5000 тонн породы, что должно было остановить цепную реакцию и подавить мощный источник радиоактивных испарений. Эта операция стоила еще нескольких жизней один из вертолетов зацепился лопастью за крановый трос и рухнул рядом с 4м блоком. О потерях в здоровье тогда никто не задумывался не до того было. Вертолетчики, как могли, обкладывались свинцовыми листами, надевали жилеты из тонкого свинца, но от жары и недостатка кислорода снимали респираторы. Совсем скоро их лица приобрели «ядерный загар» покраснели и воспалились так, что нельзя было бриться. На рвоту после каждого вылета уже никто из них не обращал внимания. Все получили звания Героев Советского Союза. Как ни печально, но многие посмертно. Следующей неотложной задачей стало охлаждение фундамента бушующего реактора, ведь под слоем обломков и сброшенной породы не прекращались ядерные и химические реакции, постепенно нагревающие всю активную зону и сами конструкции. Уже в начале мая со всех концов страны стали съезжаться лучшие спецыбуровики из шахтерских и метростроевских организаций. Необходимо было пробить шурфы под фундамент и обеспечить непрерывную заморозку грунта. Но как это сделать, ведь обычно такие работы ведутся в вертикальном направлении? Как уберечь людей от фона в 4060 Р/час, что в два миллиона раз выше нормы? Что делать с огромными бетонными плитами, когда-то брошенными и закопанными строителями, а теперь обнаруженными на пути проходчиков? Все эти проблемы инженерам пришлось решать на ходу, бессонными днями и ночами. Когда был вырыт исходный котлован, пришла идея заменить ледяной массив бетонной плитой, в которой можно было проложить все нужные коммуникации для охлаждения. Буровиков немедленно сменили специалисты по бетонированию и строители. К месту работ подъезжали на армейских БТР, а уже вырытый котлован стал исходной точкой, наименее опасной в плане облучения. Процесс не прерывался ни на минуту. Наверное, впервые за последние советские годы каждый человек трудился не за страх, не за деньги, а за совесть, с полной отдачей. Все бюрократические склоки, процедуры и формальности остались там, в другой жизни. Общая беда и ответственность сплотили совершенно разных людей, от простого арматурщика до начальника штаба по ликвидации. Плиту теплообменник закончили 28 июня, и температура реактора поползла вниз. Но опасности на этом не закончились. Мало кто знает о пожаре 23 мая, который мог закончиться настоящим ядерным взрывом. Загорелся короб с кабелями в машзале 4го блока, в 40 метрах от развалин. Запах дыма учуял персонал станции и вызвал пожарных. Начальник караула Владимир Чухарев из Ленинграда и его подчиненные тушили пожар при фоне более 200 Р/час. Опасность была колоссальной из резервуаров в помещения вылилось 800 тонн турбинного масла, и в случае его возгорания и последующей реакции последствия для всей Европы могли стать очень печальными. Предельно допустимые 10 минут пребывания в машзале пожарные перекрыли почти вдвое. Станислав Богатыренко, «танцевавший» на раскаленном коробе, как на сковородке, получил 109 бэр, инвалидность и... 300 рублей в качестве премии. Это был не единственный его подвиг: несколькими днями раньше Станислав нахлебался радиоактивной «тяжелой» воды, ликвидируя порыв шланга, и лишь по собственному заявлению остался на ЧАЭС... Параллельно работам в чернобыльской зоне шла дезактивация и в Белоруссии. В различные районы Гомельской области прибыли десятки тысяч солдат. Зараженная земля срезалась лопатами на глубину штыка, деревья пилили, заворачивали в полиэтилен и вывозили в могильники. Туда же ссыпали землю. Хоронить землю в земле такого человеческая история еще не знала. Белорусское Полесье всегда славилось красотой своей природы. Весна и лето 1986го как по заказу выдались теплыми и обильными на пышную зелень. Она срезалась, выкорчевывалась, вырубалась и вся свозилась на захоронения. Солдаты, студенты, пригнанные из разных городов «партизаны», то есть вызванные военкоматами офицеры запаса, работали без выходных по 12 часов в сутки. Бывшие заливные луга и пастбища превратились в лысые бестравные поля, засыпанные песком и доломитовой крошкой. О технике радиационной безопасности тогда мало кто задумывался. Трактористы перепахивали поля без респиратора, утопая в клубах зараженной пыли; печки топились немытыми дровами, превращаясь в маленький «четвертый реактор». Сколько людей оставило на полесских просторах свое здоровье и жизни несть числа, и растет оно ежегодно.

Эта идея возникла почти сразу после аварии. Закрыть смердящее радиоактивными газами жерло, похоронив его под надежной защитой из металлических и бетонных конструкций. Еще в начале мая о саркофаге («пожирающий тело» с греч.) заговорили академики Велихов и Легасов, а уже к концу месяца началась подготовка к строительству. Научное и проектное руководство взял на себя НИИ им. Курчатова тот самый, что разработал взрывоопасный РБМК1000. Из 18 вариантов выбрали проект ВНИИ комплексной энергетической технологии г. Ленинграда. Для непосредственного проведения работ Минсредмашем было сформировано Управление строительством (УС605), имевшее 6 монтажных районов в ранге СМУ. Могущественное ведомство под руководством легендарного Ефима Славского не знало трудностей с обеспечением материалами, транспортом, питанием и людьми. Это было государство в государстве, со связями на самом высшем уровне, и немудрено, что именно такой боеспособной структуре доверили такую сложную задачу при неимоверно сжатых сроках. Маховик строительства завертелся. Сначала вновь ювелирно поработали вертолетчики, опустив прямо в разрушенный блок длинный трос с датчиками температуры и газов. При малейшей оплошности они могли запросто упасть прямо в преисподнюю и заживо свариться. Летом в разрушенный центральный зал 4го блока спустили и установили 15 специальных буев для контроля процессов, происходящих в реакторных недрах. Срочно откачали воду из барботера помещения под активной зоной. В него могло проникнуть расплавленное топливо и вызвать новый мощнейший взрыв. Плита теплообменник, залитая под основание в мае, стала частью фундамента саркофага, или «Объекта Укрытие», как его официально нарекли. Проектирование закончилось лишь в июле, когда первые конструкции уже стояли и пошел бетон. Это было строительство, не имевшее аналогов в мире. Как всегда, лучшие свои творения наши специалисты выдают в дни суровых испытаний, и новый сверхважный объект не стал исключением. Со всей страны к Чернобылю потянулись составы с грузами. Для оперативной доставки их контролировал специальный диспетчер. В селе Лелев развернули бетонные заводы, откуда готовый продукт доставлялся в Копачи на спецузел и перегружался из самосвалов в миксеры. Те в свою очередь непрерывно подавали его к месту бетонирования. Для снижения радиационного фона площадку вокруг засыпали толстым слоем щебня, накидали плит и также залили бетоном. К тому времени уже стало ясным, что наибольшую опасность для людей представляют не обломки топлива, неподвижно лежащие на земле, а радиоактивная пыль и аэрозоли, что нельзя обойти, укрыть или обозначить табличками. С вертолетов над станцией разбрызгали быстросохнущий полимерный состав. Это было блестящее и недорогое инженерное решение, «пробитое» Юрием Самойленко, заместителем главного инженера станции по ликвидации аварии. Радиационная обстановка резко улучшилась, и строители смогли приблизиться к объекту. Металлический каркас монтировали с высотных кранов «Демаг», а бетонирование начали снизу, пользуясь готовыми стенками как противорадиационной защитой, постепенно надвигаясь на реактор. Щебенка сплавлялась по Днепру на баржах, для чего экстренно соорудили новый причал. От поселка Зеленый Мыс до ЧАЭС пролегла новая асфальтовая дорога, по которой доставляли людей. Параллельно шла полная дезактивация станции, выполняемая инженерными войсками и «партизанами». Первыми в самое «пекло» шли дозиметристы, настоящие сталкеры, составляя карты местности. Радиационный фон не был однородным при общей картине от 200 миллирентген попадались точки, где приборы показывали жесточайшие 400 Рентген в час. Причиной тому служили куски топлива, замаскированные грязью или битумом. Наступи на такой «подарок» и можно остаться без ноги. Грязи перед площадкой строительства было по колено даже в самые жаркие дни с целью пылеподавления постоянно лили воду, а канализация уже давно забилась горами мусора. Заливка бетона тоже таила немало сюрпризов. Ее проводили дистанционно бетононасосами «Путцмайстер». В каналах имелось множество дыр, куда уходили десятки кубометров. Материал не жалели в самый разгар в конструкции саркофага закладывалось до 5000 «кубиков», растекавшихся по всему блоку. Стены росли быстро, за ними шли люди. Сначала возвели перегородку в северной части между 3м и 4м реакторами. Она изолировала излучение от обломков взрыва. Западную стену собрали из 1000 тонн металлоконструкций большой толщины. Когда высота достигла запланированных 60 метров, сверху установили массивную металлическую раму массой 147 тонн, нареченную «Мамонтом», а на нее уложили трубы большого диаметра. Сверху саркофаг закрыли металлической кровлей, ограничив доступ в реактор кислорода и дождевой воды. Всего для возведения этого чуда инженерной мысли потребовалось 300 ООО кубометров бетона и 7000 тонн металлоконструкций. Но закрыть непогасший реактор внешней оболочкой еще полдела. Не менее важным было понять суть процессов, происходящих внутри. Эти работы должна выполнять служба радиационной разведки. Различные роботы зарубежного производства показали полную профнепригодность в условиях отечественного хаоса. Они постоянно за что-то зацеплялись, куда-то проваливались и отказывались работать из-за мощного рентгеновского излучения. Доставлять контрольную аппаратуру в помещения 4го блока пришлось людям. Языки залитого бетона затруднили доступ во многие помещения, зато снизили радиационный фон. Однако вблизи застывшей топливной лавы, затекшей в нижние помещения, фон легко доходил до запредельных 100010 ООО рентген в час! Работу приходилось делать на бегу, детально разрабатывая маршруты и максимально ограничивая время пребывания. Помимо разведки велась фото и видеосъемка разрушенных помещений блока, сильно затрудненная отказами техники. Существовала опасность «китайского синдрома», когда раскаленное топливо попросту прожигает перекрытия помещений и просачивается в землю (по названию американского фильма 1984 года об аварии АЭС в Тримайл Айленде). Последствия этого могли быть непредсказуемыми от встречи с водой и последующего взрыва до заражения грунтовых вод на огромной территории. Разведчики выяснили главное: опасные процессы в активной зоне пошли на убыль, цепная реакция угасла сама собой, температура снизилась, и топливо превратилось в неподвижную лавообразную массу. Ликвидаторы вздохнули с облегчением и захлопнули крышку гроба. Последние перекрытия смонтировали уже в ноябре 1986 года. Отныне картина развороченного 4го блока навсегда осталась лишь на фотографиях и в кадрах кинохроники. По этому поводу в поселке Зеленый Мыс прошли торжества с концертом звезд эстрады и «раздачей слонов» в виде почетных грамот и памятных значков. Разумеется, саркофаг не стал обыкновенной консервной банкой. Это обслуживаемое помещение с целой системой входов и выходов. Из-за большой спешки и невозможности сварки и подгонки на монтаже (он в основном собирался дистанционно) в стенах и кровле остались большие отверстия, куда проникает воздух, свет и дождевая вода. Как только фон под укрытием упал до приемлемых значений, туда устремились первые исследователи. Выяснилось, что лишь малая часть рассыпанных над блоком материалов попала в активную зону. В основном они оседали в помещениях центрального зала, образовав целые холмы высотой в несколько метров. Уже в следующем году через стену саркофага и бака водяной защиты, сквозь толщу обломков пробурили скважины для введения в помещение активной зоны специальных перископов для получения картинки. Что же скрывали бетонные стены? Результаты поразили: ни топлива, ни графита внутри почти не осталось. Сорванная крышка реактора наклонилась, как на кастрюле с убежавшим молоком, из нее торчат обломки труб. Оттуда на пол протекли и застыли сталактитами наплывы из оксида урана и расплавленного графита (часть из них назвали «слоновьими ногами» из-за характерного вида). Состав некоторых из них в природе не встречается, и поэтому новый минерал получил название «чернобылит». Если в 1987 году для взятия проб «ноги» приходилось расстреливать из автоматов и снайперских винтовок, то с течением времени они размягчились и превращаются в радиоактивную пыль самую опасную для человека субстанцию, так называемые «горячие частицы». Самый неумолимый разрушитель время постепенно подрывает перекрытия реактора и перемещает по нему разбросанное топливо. Но возможность возникновения ядерной реакции очень низка, что не может не радовать. Впрочем, когда-то ученые так же говорили и о возможности аварии на советских атомных электростанциях...

Их было много сотни тысяч. Самыми первыми стали работники станции и пожарные. Затем присоединились военные, физики, медики, строители, шахтеры, вертолетчики, электрики, дозиметристы, рабочие... Первые умерли через две недели. «Что я сделаю? разводил руками главврач 6-й московской клинической больницы. Им нужно пересадить новое тело, от старого ничего живого не осталось». У оператора Леонида Топтунова необожженным остался лишь небольшой кружок на спине. Были и те, кому повезло больше. Выжили работники станции Александр Ювченко, Борис Столярчук и Юрий Корнеев. Анатолий Дятлов дожил до 1995 года и умер от лучевой болезни. Александр Ювченко получил инвалидность. Буквально на следующий день после аварии к ЧАЭС и в Припять спешно стянули подразделения Внутренних войск и МВД. 300 милиционеров из Киевской бригады как 300 спартанцев были брошены на смертельно опасное мероприятие закапывание «грязного» грунта. Военнослужащие охраняли объекты (усиленно муссировались слухи о диверсантах и враждебных разведках) и очищали территории от радиоактивного мусора. Естественно, никто им не говорил о степени опасности, об уровнях получаемых доз, о мерах личной защиты и гигиены. Службы Гражданской обороны оказались неготовыми к тому, для чего и были созданы. Оборудование и средства защиты пылились десятилетиями, практически полностью выйдя из строя. Нехватало противогазов, респираторов, специальных рукавиц. Обычный брезентовый костюм никак не предохраняет от облучения, но о противорадиационных костюмах с системой вентиляции никто даже не слыхивал. Лето 1986 года выдалось жарким, и тысячи людей работали со снятым «лепестком» (ватномарлевой повязкой). Иностранные корреспонденты смотрелись как пришельцы из космоса в своих прорезиненных костюмах и бахилах, сопровождаемые советскими переводчицами в легких платьицах. Необходимость в постоянной смене ликвидаторов, быстро набирающих большие дозы облучения, вызвала острую нехватку человеческого ресурса. В Белоруссии и на Украине во всю мощь заработали военкоматы, призывая на «кратковременные сборы» офицеров запаса. Множество бывших солдат, отслуживших в Афганистане, также последовали на ликвидацию «по зову Родины». Их поднимали ночью, вытаскивали из своих квартир, ловили на работе, прямо на улицах, у друзей. К мобилизации подключились спецслужбы, выявляя специалистов нужных направлений. Женам практически насильно вручали повестки. Пугали трибуналом за неявку на сборные пункты. Происходящее сильно напоминало законы военного времени. Призванным даже не давали времени собраться и предупредить родственников, друзей, сослуживцев. Сборные пункты превратились в растревоженный человеческий улей. Вновь прибывших «партизан» наспех одевали и бросали на реактор. Выданная спецодежда не могла защитить жизненно важные органы, и в ход пошли самодельные свинцовые трусы, рубашки, жилеты. Радиоуправляемые бульдозеры сгребали крупный мусор, разбросанный взрывом вокруг корпусов, а вслед за ними в клубах «светящейся» пыли шли солдаты и резервисты, вооруженные лишь шанцевым инструментом и крепким матерным словом. Они «мясо» этой войны те, кого бросали на самые сложные и опасные участки. Надо было спилить и захоронить «Рыжий лес», набравший огромную дозу радиации, собрать валяющиеся куски графита и твэлов, снять зараженный грунт, очистить кровли. Единственный способ быстро убрать топливо с крыш это сбросить его в развал реактора, причем надо успеть в считанные месяцы, до возведения саркофага. Потом уборка станет куда более длительной и вредной для окружающей среды. Роботы-манипуляторы «сходили с ума» от сильного фона, отказываясь подчиняться командам оператора. Вместо них на кровли выходили безотказные «биороботы», буквально лопатами отправляя радиоактивный шлак обратно в кратер. Их называли «аистами», но тысячам уже не суждено было свить своих гнезд. Зачастую один выход означал премию в 500 рублей (средний 2месячный заработок по стране) и получение инвалидности. Люди работали, сменяясь, все светлое время суток, смело шагая в «высокие поля», не считаясь с возможными потерями здоровья. Простые люди, работающие инженерами, рабочими, служащими... Незаметные в обычной жизни, они проявили знаменитый русский дух, выходя добровольно целыми отрядами на самые рискованные задания. Случайные и трусливые отсеивались сразу, жесткое рентгеновское излучение «просвечивало» характер насквозь, моментально показывая, кто чего стоит. С «отказниками» работали политотделы и работники КГБ. Машина подавления инакомыслия в СССР тогда еще функционировала бесперебойно, и никому и в голову не могло прийти спорить с «людьми в штатском». К счастью, отношение к радиационной безопасности стало резко меняться. Еще в мае за неоправданный риск могли похвалить, но в июле начальники, чьи подчиненные «схватывали» более 1 бэр в сутки (троекратное превышение дневной допустимой дозы в 0,3 бэр), становились предметом разбирательства и отстранения от работ. Правда, касалось это в основном работников станции и подрядных организаций. Военнообязанных по-прежнему «жгли», отбирая индивидуальные накопители доз в конце каждой смены и утаивая информацию о них. Кто сколько получил бэр и что теперь с этим делать, людям не говорили «военная тайна»! Максимально разрешенной дозой, после которой следовала отправка домой, были 25 бэр. Реально военные получали гораздо больше. В индивидуальных журналах, выдаваемых «на дембель», у всех значилась только эта цифра или меньше. Большие значения «антисоветская пропаганда» и неприятности с политотделом. «Партизаны» в ответ спасались, как могли. Главным средством, как обычно, считалась водка. В стране уже год полыхала горбачевская антиалкогольная кампания, и Зона отчуждения была объявлена зоной трезвости. Из чернобыльских магазинов убрали все спиртное. Страждущие ликвидаторы тут же смели с прилавков стеклоочистители, одеколон, гуталин и прочие спиртосодержащие товары. Стоимость самогона, продаваемого предприимчивыми селянами, взлетела до небес. На КПП у въезда в Зону патрули досматривали все машины, но нет на Руси той крепости, которую не возьмет «уазик», груженный заветными поллитрами. По вечерам хмурые уставшие мужики со следами ядерного загара на лицах выводили из организма нуклиды, а поутру шли с тяжелой головой в штыковую атаку на невидимого врага. В Белоруссии, где режим был мягче, самогон стал самой твердой валютой. По сути, то, о чем так мечтали большевики, свершилось: деньги утратили свою силу. Наступил ядерный коммунизм на отдельно взятой зараженной территории. На все существовала своя такса. Хочешь вывезти в обход КПП телевизор даешь бутылку. Машину, что вызывает вой дозиметра в несколько раз больше. Зона отчуждения постепенно расползалась, растекалась ручьями по областным рынкам и комиссионкам. Днем ликвидаторы сбрасывали дефицитные в то время товары в могильники и засыпали землей. Ночью их разрывали и растаскивали местные жители. Пока саркофаг не закрыл дымящийся развал реактора, труд ликвидаторов был во многом сизифовым. Снятый и захороненный дерн заменяли песком. За неделю ветра приносили новую порцию цезия, и работу можно было начинать сначала. Люди не жаловались и снова перекапывали перекопанное. Наряду с солдатами-срочниками, «партизанами», милицией и персоналом ЧАЭС свою часть работы по ликвидации последствий аварии (ЛПА) выполняли командированные специалисты сотен организаций из различных городов СССР. Первые работники Курчатовского института из так называемой «Комплексной экспедиции» пробыли на реакторе несколько месяцев. Эти люди хорошо знали о свойствах радиации, но тем не менее выполнили свою работу до конца, набрав суммарно до 2000 (!) бэр на человека при годовой норме в 5 бэр. К счастью, из-за длительного срока облучения никто из них не умер. Естественно, всем этим людям надо было где-то жить, где-то питаться, где-то проходить постоянную санобработку. Для этих целей начали экстренное возведение вахтового поселка неподалеку от деревни с говорящим названием Страхолесье у границы 30километровой Зоны отчуждения (в дальнейшем Зоны). Дабы не пугать народ, новый жилгородок именовали Зеленым Мысом. Количество ликвидаторов увеличивалось в геометрической прогрессии. Уже в мае 1986го только по линии Минсредмаша на ликвидацию аварии было отправлено до 50 ООО человек! В первое время людей размещали в помещениях Чернобыля, пионерлагерях и палаточных городках неподалеку. Под столовую приспособили здание чернобыльского автовокзала, который остряки переименовали в «кормоцех». Потом в ход пошли брошенные дома и квартиры. Людей все прибавлялось, а до зимних холодов было уже недалеко. К чести строителей, осенью Зеленый Мыс и модульный микрорайон в Иванкове были построены и оснащены всем необходимым для работы и отдыха, вплоть до киноконцертного зала. Каждый месяц 1го и 15го числа на Комсомольскую площадь Киева съезжались специалисты-ликвидаторы со всей страны, рассаживались по автобусам и ехали на перевахтовку. В Зеленом Мысе их встречали благоустроенные домики, столовая с разнообразной едой на выбор, магазин, бассейн и даже теннисные корты. Новоприбывшим выдавали спецодежду белые «хэбэ», брюки, рубашки, шапочки. От этого весь поселок стал походить на больничный городок. Начальство, а также «блатные» (снабженцы, бухгалтерия, завскладытовароведы) щеголяли в новых «афганках». Провезенную мимо КПП водку прятали в ближайших кустах, откуда ее с большим удовольствием конфисковывали патрули. Раннее утро, подъем, завтрак в столовой. Богатство выбора блюд поражало простого советского человека, привыкшего к серым макаронам. Красная икра, балык, колбаса и сыры нескольких сортов, прочие деликатесы и диковинный по тем временам шведский стол. Ликвидаторов рассаживали по автобусам«броневикам» и вывозили на пересадочный пункт у села Лелев. Окна зашивали листами свинца, на полу тоже лежал свинец, кабина водителя отделена от салона. В Лелеве «условночистый» транспорт менялся на «грязный», обслуживающий 10километровую зону. Работали по 12 часов без выходных, поэтому иные из зимних жителей Зеленого Мыса не видели свое жилище при дневном свете. «Вечера на хуторе близ реактора» проходили в посиделках за припрятанным спиртным и обильной столовской закуской. Разговоры о жизни, об аварии, о бардаке, творящемся вокруг. Несмотря на всеслышащие уши «органов», этим людям дозволялось многое лишь бы работали. Всего через чернобыльское горнило за 5 лет прошло, по разным оценкам, до 600 ООО человек и еще около миллиона выполняли работы в 30километровой зоне. По данным Чернобыльского союза ликвидаторов, умерло от последствий радиации до 60 ООО человек, то есть каждый десятый, и не менее 165 ООО получили разные степени инвалидности. После распада СССР но вые государства поспешили откреститься от «чужих» ликвидаторов и положенных им по закону льгот. Новые власти, увлекшись дележом внезапно свалившихся на голову богатств, предпочли забыть о простых незаметных героях и обещанных им золотых горах. Те уходят молча, не испрашивая наград и привилегий. Сильные мира сего скоро канут в историческое небытие, проклинаемые обманутыми и ограбленными. А люди в белых одеждах уже получили свой билет в вечность и благодарность спасенных потомков.

Еще только воздвигались стены «Объекта Укрытие», а перед ликвидаторами уже встали новые задачи по завершению дезактивации и пуску оставшихся энергоблоков. Государство уже потратило миллиарды рублей на аварийные работы и требовало компенсировать их дешевой энергией. К тому же из-за остановки ЧАЭС на Украине образовалась огромная «электрическая дыра» в миллионы киловатт. Героическими усилиями до октября 1986 г. очистили от высокого фона 1й и 2й блоки, как наименее пострадавшие. Их запустили в работу соответственно в октябре и ноябре. С 3м все было не столь гладко. Близость смердящего соседа, разбросанные куски твэлов и топлива на крышах многократно затруднили очистку. К тому же теперь некуда было сбрасывать самый опасный груз саркофаг уже захлопнул свою крышку. Самой сложной задачей оказалась дезактивация кровель. Раскаленный графит вплавился в рубероид и стал его неотъемлемой частью. За дело взялись спецы УС605 под руководством Геннадия Лыкова и Ильи Дударова. Крупный мусор собирали особыми сачками с 5метровой ручкой и грузили на машины, после чего отправляли в могильники. Предельные и запредельные нормы облучения набирали быстро: эти скромные кусочки «светили» до 700 Р/час. Вырубать покрытие было практически невозможно; участки с высоким уровнем облучения заливали раствором, закидывали мешками с песком и свинцом, закрывали металлом. Каждая из кровель имела свое имя. Наиболее «грязными» считались те, что примыкают к высокой вентиляционной трубе, ставшей символом аварии. Самая высокая «Злая мама Мария» была и самой опасной, с фоном под сотни рентген. Чтобы не поднимать в воздух радиоактивную пыль, перед работами крыши поливали мастикой из специальных батискафов, подвешенных на кран «Демаг». Обычно такие аппараты опускают в толщу океанов здесь же они парили в воздухе, ясно напоминая о перевернутом мире, в котором мы все оказались. Кровли чистили целый год, до ноября 1987 года, а через месяц пустили 3й блок в работу. Летом пришла очередь очищать и «конопатить» крышу саркофага, сквозь щели которой фонтанировали «горячие частицы». Первыми вызвались добровольцы«партизаны» под руководством прораба Сергея Волкова. Десятиминутная вылазка стоила каждому до 0,8 бэр. Люди не обращали на это никакого внимания. «И хожу свободно я по саркофагу. Если нужно будет, и косыми лягу», самая популярная ликвидаторская прибаутка того времени. В августе 1987 года настала очередь дезактивации машзала 4го энергоблока. «Как очистить кровлю без присутствия людей?» этот вопрос мучил уже год все светлые умы исследовательских институтов. Решение, как всегда, пришло случайно. Идущий по коридору сотрудник московского НИКИМТа Юрий Медведев споткнулся о брошенное малярами ведро с кистью, и вместо дежурных проклятий изобрел нехитрое приспособление по принципу «промокашки». Все гениальное просто: к сетке подвешивались распущенные толстые веревки, пропитанные смолой. Такая «промокашка» подавалась краном на кровельный рубероид и приклеивалась к нему насмерть. Оставалось лишь обрубить поднимаемый кусок и погрузить его в самосвал. Но как это сделать на дистанционном управлении? Пытались взрывать по периметру тонкие трубочки. Поднималась такая пыль, что сводила на нет все усилия по очистке станции. Все же без присутствия человека не обошлось надежнее простого топора еще ничего не придумали. Однако использование новой технологии в десятки раз сократило количество выводимого персонала. Было чему радоваться кровля машзала излучала фон в«сотни рентген, и каждый лишний человек означал чье-то загубленное здоровье и поломанную судьбу. Время выхода ограничили всего 50 секундами. Но из-за жуткой радиации люди частенько теряли ориентацию в пространстве, начинали рубить сами «промокашки» или попросту махали топором в никуда. После спецподготовки результаты улучшились. К осени фон на крыше машзала и деаэраторной снизился до удобоваримых 5 Р/ час. На них стало возможным работать до часа и проводить полную очистку. Основной источник загрязнения на ЧАЭС был ликвидирован, и обстановка перестала напоминать голливудский фильм о страданиях человечества после ядерной войны. Теперь взоры ликвидаторов из УС605 направились в сторону внутренних помещений 4го блока. Правительственная комиссия постановила очистить и подготовить подходы к центральному залу и самой шахте реактора. Туда предполагалось ввести датчики, измерительную аппаратуру и телекамеры. Ученым необходимо было понять, какие процессы идут в самом пекле и насколько надежны конструкции блока во многом именно на них опирался сам саркофаг. Первыми во взорванные помещения шагнули руководители операции заместители главного инженера УС605 Виктор Тертышник и Юрий Болотов, зам. начальника управления Анатолий Калачев. Двигал ими не только служебный долг. Как и каждый настоящий сталкер, эти люди испытывали неодолимое любопытство и подъем сил, оказываясь лицом к лицу с опасным зверем, источающим смертельную угрозу. Таких любопытствующих было очень много. В помещениях 3го блока и у саркофага постоянно болтались люди без большой на то необходимости. В конце концов ввели пропускную систему, дабы оградить зевак от лишних рентген. Но к шахте реактора еще никто не подходил. Вот как описывает этот бросок Анатолий Калачев: «И вот в конце сентября Тертышник и Болотов с группой из четырех человек проникли в реактор по разработанному ими же маршруту. Видимость была хорошая: свет падал сквозь щели укрытия, да и карманный фонарик действовал безотказно. Внутри оказалось много пыли, под ногами хрустело битое стекло. Примерно посредине фасада они повернули в сторону реактора, затем еще раз свернули вправо и двинулись уже в сторону деаэраторной. По пути им встречались комнаты, где по полу и по столам были разбросаны какие-то документы, стояла пишущая машинка со вставленным в каретку листом бумаги, на котором явственно просматривался начатый и прерванный на полуслове текст. В одном из помещений они увидели у себя над головой какой-то большого размера механизм, зависший над разорванными краями бетонного перекрытия. Им оказался мостовой кран, который эксплуатировался в главном зале. Сквозь разбитые перекрытия из щелей саркофага внутрь проникал свет. Увидев наполовину заваленный дверной проем, Тертышник преодолел завалы, перегнулся и... Вниз, в бездонную непроглядную глубину уходила шахта. Наконецто мечта Виктора Алексеевича сбылась он лоб в лоб сошелся с этим, как он сам его окрестил, «слоном» огнедышащим реактором». Это «романтическое свидание» обошлось Тертышнику аж в 10 бэр, а людям из его группы по 4. Наградой стало понимание концепции будущих работ и отправка на лечение. Дезактивация «внутренностей» 4го блока началась в ноябре 1987 года. Мыли помещения водой, закрывали «фонящие» участки свинцом и пластикатом. Тогда уже пошла первая волна сокращений, и людей стало остро не хватать. То и дело дозиметристы «откапывали» углы с фоном за сотню рентген в час. Самым проблемным стало так называемое «помещение 2005» в непосредственной близи от реактора, откуда собирались вести наблюдения. Туда пошел уже сам Калачев: «Мы надели подшлемники, натянули на лица по 2 респиратора, на руки резиновые перчатки, уплотнили одежду и пошли. Вот и отметка +27.00 деаэраторной. В настороженной тишине сумрачно, кругом грязь, пыль, битые стекла. С фонарями в руках протиснулись через узкий лаз, оставшийся от дверного проема после заливки бетона, и оказались на лестничной клетке, также заполненной тем же бетоном. Поднимаясь все выше и выше, мы заходили в примыкающие помещения, выбирая подходящее место для мониторной. То здесь, то там лучи фонарей выхватывали из мрака застывшие эпизоды из какого-то фантастического фильма. Стул посреди прохода с залитыми бетоном ножками, поваленная мебель, разбросанные кипы документов. По стенам расклеены красочные вырезки из «Огонька». Луч моего фонарика застыл на большом портрете смеющейся Анне Вески. Красивое лицо певицы, которая многим из нас так нравилась, резко контрастирующее с этой обстановкой запустения, вызвало всплеск эмоций. Я невольно улыбнулся ей в ответ». Наконец, перед сталкерами открылся ящик Пандоры: «На отметке +39.00 возник провал между деаэраторной и развалинами реакторного зала. Панели его боковой стены во время взрыва сорвались с мест и образовали нагромождение в виде костра, острие которого поднялось метров на пять. Кругом валялись мешки со щебнем. Мы поднялись по груде панелей вверх, на торчавший торец стены, и перед нами как на ладони оказалась вся панорама развала реакторного зала. В сумрачном свете можно было разглядеть так и манивший нас коридор, который вел в помещение 2005. Тяжело будет прокладывать здесь мост через провал, уму непостижимо, как протянуть его через завалы». Этот выход обошелся его участникам в 0,40,7 бэра. Через месяц заветное помещение 2005 очистили и сдали в эксплуатацию. Соседний бокс, откуда шло «свечение» в 2000 Рентген, изолировали толстым слоем раствора и штукатурки. Научное оборудование было установлено, и реактор взяли под неусыпный контроль. На этом самая трудная и опасная часть эпопеи очищения закончилась. В полную мощность заработали все три блока ЧАЭС, а укрощенный четвертый лег в долгую спячку, глубоко затаив свою радиоактивную злобу. Минсредмашевское УС605 расформировали, и латать оставшиеся дыры поручили Минэнерго. Параллельно дезактивации станции в границах Зоны провели залесение и задернение почв. В переводе на русский язык это означает посадку деревьев и засев травами бывших пахотных земель, с которых был снят верхний слой. Все это препятствовало поднятию пыли и заметно очищало воздух на дорогах и вблизи населенных пунктов. Правда, самих пунктов оставалось все меньше и меньше их отселяли и сравнивали с землей. В тех, что оставались, резко поменялся состав населения. Местные жители бросали насиженные места и подавались в Гомель, Киев, Минск, Чернигов. На их место приходили те, кто по разным причинам остался без жилья у себя на родине. Уже бился в агонии распада Советский Союз, в национальных окраинах вспыхивали беспорядки, сопровождаемые массовым исходом русского населения. Беженцы из Киргизии, Таджикистана, Туркмении, Карабаха хлынули в полупустые белорусские города. Некогда задумываться о здоровье, когда над тобой занесен острый нож... Улицы постоянно поливались дезактивационной жидкостью, коей имелось в избытке на военных складах. Она стекала в кюветы и, застаиваясь, давала сюрреалистический отблеск. Солда1ы мыли крыши, водостоки, разбрызгивали на полях полимерный состав, образующий противопылевую пленку. Постепенно жители покидали небольшие села, и к 1990 году вокруг Хойников, Брагина и прочих райцентров образовались целые районы деревень с пустыми черными дырами вместо окон. В то же время постепенный ввод в эксплуатацию ЧАЭС требовал большого количества технического персонала, способного каждый день ездить на работу. В Припять уже невозможно было вернуть людей все мероприятия по очищению не дали нужного эффекта. Фон в городе так и не опустился ниже 10001500 микрорентген. В 1986 году строители со всего Советского Союза съехались на площадку в Черниговской области и заложили новый город атомщиков Славутич. Расположенный в 50 км от станции, он находится в стороне от всех транспортных путей и живет только благодаря ЧАЭС. Первые дома сдали в 1988 году, заселив туда бывших жителей Припяти и научных работников, обслуживающих аварийную станцию. По тем временам это был суперсовременный город, воплощение многолетней мечты советского человека о комфортном просторном жилье. Строители из разных республик возвели национальные кварталы разного цвета и архитектуры со всей необходимой инфраструктурой. Есть там Киевский квартал, Ереванский, Бакинский, Белгородский. Радиационный фон в окружающих лесах был вполне терпимым, и благополучие самого молодого города в СССР стало зависеть лишь от дел на атомной электростанции. Кто же знал, что работать ей оставалось лишь 12 лет...

Наконец рассеялся дым ликвидационных сражений. Разъехались по своим, уже независимым государствам их участники. Вчерашние герои, рисковавшие жизнью и получавшие за это почетные грамоты и памятные значки, вернулись к прежней жизни, в которой не были никому нужны. В глазах нового постперестроечного начальства «ликвидатор» означал больного назойливого человека, все время требующего каких-то непонятных льгот и компенсаций. Если в период с 1986 по 1991 год выходило множество законов и постановлений союзных властей «об улучшении, углублении, социальной защите» и прочих радостях пострадавшего населения, то после развала СССР все дружно, как по команде, развели руками: «Денег нет». Станция меж тем исправно работала, выдавая нагора электроэнергию, но уже в меньших количествах. Собственно, работающие блоки ЧАЭС были ничуть не хуже своих близнецов с Игналинской (Литва), Курской, Ленинградской и Смоленской АЭС. Но после катастрофы 1986 года весь мир накрыл страх перед атомной энергетикой, настоящий «чернобыльский синдром». Первой его жертвой стала недостроенная Щелкинская АЭС в Крыму. Из-за многочисленных протестов в 1989 году возведение заморозили, и сегодня она осталась памятником человеческим страхам. Огромный бетонный куб близнец 4го чернобыльского блока, в нем должен был стоять такой же реактор РБМК1000. По всей ядерной энергетике мира был нанесен колоссальный информационный удар. В Европе и Северной Америке до 2002 года не было построено ни одной атомной электростанции, что связано в первую очередь с давлением общественности. Как следствие аварии, резко увеличились страховые сборы и уменьшилась рентабельность. Сама ЧАЭС в глазах всего мира превращалась в источник смертельной опасности, дамоклов меч, занесенный над Европой. Давление на Украину усиливалось ежегодно. Власти слабого государства пошли на попятную, запросив у Евросоюза 3 миллиарда долларов в качестве отступных за полное закрытие станции. Сумма включала в себя стоимость строительства дополнительных блоков на Ровенской и Хмельницкой АЭС. Не тут-то было: европейские эксперты в два счета доказали, что имеющихся мощностей самой молодой европейской державе вполне хватит, надо только их рационально использовать. Время показало, что решение не платить казенные миллиарды было абсолютно правильным. В 1991 году на 2м блоке ЧАЭС вспыхнул пожар. Загорелся электрогенератор, который все же удалось потушить, при этом заглушив реактор. Для его пуска понадобилось 60 миллионов долларов, которых у станции не было. Давление со стороны стран «Большой семерки» усиливалось, и в декабре 1995 года стороны подписали Меморандум о взаимопонимании, по которому предусматривалось полное закрытие ЧАЭС к 2000 году. 1й блок заглушили в 1996 году по решению президента Леонида Кучмы. Дела у атомщиков пошли совсем плохо. Конечно, зарплату еще платили, и по украинским меркам очень высокую аж 300 долларов в месяц. Но многие специалисты попали под сокращение, а другой работы в Славутиче как не было, так и нет. Люди стали разъезжаться из города в поисках стабильной работы. Летом следующего года на плановый ремонт остановили последний, 3й энергоблок. Деньги на его ремонт собирали с других станций, хотя на Украине по закону десятая часть доходов всех предприятий уходит на «чернобыльский налог», а это около миллиарда долларов ежегодно. Но из этой суммы атомщикам практически ничего не доставалось, а все шло на выплаты пострадавшим и содержание Зоны отчуждения (говоря проще, разворовывалось). Некогда передовое энергетическое предприятие СССР, его гордость и витрина, превратилось в банкрота, влачащего жалкое существование. За 9 месяцев 3й блок все-таки починили и пустили в работу. Он один обеспечивал энергией себя, весь Славутич, а заодно и Киев. 15 декабря 2000 года его остановили. ЧАЭС моментально превратилась из донора электричества в потребителя, существующего на дотации из хилого украинского бюджета. Разговор о компенсациях с Евросоюзом власти «незалэжной» из природной скромности вести постеснялись. Меж тем атомщики уверены, что западные страны члены НАТО просто подстраховались и оставили нестабильного соседа без возможности создать атомную бомбу. Оружейный плутоний мог вырабатываться лишь на опальной ЧАЭС... Кто предположит, что история самой известной в мире атомной электростанции закончилась ровно на рубеже тысячелетий, глубоко ошибется. Такое предприятие не башмачная лавка, где можно лишь погасить свет и запереть дверь. В недрах угасших блоков покоится свыше полутысячи тонн радиоактивного топлива. Его надо изъять и переработать на специальном заводе, который еще нужно построить. Затем образовавшаяся низкоактивная масса подлежит захоронению в специальных хранилищах, нуждающихся в постоянном мониторинге. И конечно же, нельзя забывать о самом беспокойном подопечном, дремлющем в бетонностальной клетке. Конструкции 4го блока, на которые опирается саркофаг, со временем увеличивают риск обрушения. Топливо превращается в пыль, осыпается и вздымается вверх в виде радиоактивных аэрозолей. В 20072008 годах специалисты «Южтеплоэнергомонтажа» провели ремонт саркофага, призванный обезопасить его от обрушения и повысить герметичность. Была частично заменена легкая кровля, укреплена западная контрфорсная часть (та, что на первом плане всех фотографий 4го блока), а на северную наверчены надежные анкерные крепления. Вкупе с другими работами создана жесткая каркасная сетка, исключающая разлом даже при сильном землетрясении. По большому счету, сделано это во многом для успокоения общественности, еще не излечившейся от «чернобыльского синдрома». На очереди долгая трудоемкая работа по извлечению разбросанного внутри блока топлива и его «торжественным похоронам». В общем, дел хватит и на это поколение атомщиков, и на следующее. Но прошлых безбедных времен, увы, не вернуть. Бывший атомный флагман сегодня в долгах как в шелках. Многие жители Славутича буквально «сидят на чемоданах», стараясь уехать при первой же возможности. Такие высококвалифицированные специалисты нужны везде, в том числе и на Западе, но зачастую устроиться на новую работу мешает элементарное незнание языков. К тому же станция для многих родные пенаты, которым отдана едва ли не вся жизнь.

Итак, что означал собой Чернобыль для страны, ее жителей, и ее истории? Масштабы последствий небольшого взрыва всего лишь одного реактора, спрятанного на полесских просторах, поражают. Площадь загрязнения превысила 200 000 квадратных километров, у Белоруссии заражено более 20% всей территории. В одночасье стали непригодными для земледелия 5 миллионов гектаров земли. Отселены несколько городов и сотни поселков на территории трех республик. Белоруссия и Украина столкнулись с массовым исходом населения, сравнимым с бегством от немецкой оккупации 1941 года. Гектары, километры, проценты... Как, в каких единицах измерить горечь от потери родного дома, привычного уклада жизни? «Когда объявили эвакуацию и стали давать квартиры в городе, многие из нашей деревни уехали. Там же все удобства, магазины под боком, а к нам автолавка не каждый день приезжала, вспоминает Юлий Иванович Лещинок, единственный житель покинутого белорусского хутора Будовник. Дома их растащили по бревнышку. Потом они стали жаловаться, что в городе им плохо, что хотят обратно, да куда уж теперь... В живых, почитай, никого не осталось, все перемерли от тоски от той. А мы с бабкой живем...» Потери в здоровье населения адекватно оценить не представляется возможным настолько велик их масштаб. Учитывая высокую степень радиоактивного загрязнения, необходимо было выселить белорусские города Брагин, Хойники, Комарин, Ветка, а это десятки тысяч человек. Власти не решились проводить полномасштабную эвакуацию, оставив людей с невидимой опасностью один на один. В результате общая смертность в наиболее пострадавшей Гомельской области повысилась почти в полтора раза, а по всей Беларуси на треть. Люди умирают от болезней крови, органов дыхания, злокачественных опухолей. Это небольшое государство официально объявлено зоной экологического бедствия. Такие же проблемы у сотен тысяч ликвидаторов, разбросанных ныне по всем уголкам бывшего СССР. Многие из них потеряли свое здоровье, а зачастую и жизни. В прессрелизе Национального радиационноэпидемиологического регистра российской Академии медицинских наук фигурируют сухие данные: «Согласно прогнозным оценкам, к концу 2006 года в рассматриваемой когорте ликвидаторов ожидается около 10 ООО смертей, что составляет около 16% от численности рассматриваемой когорты в 1991 году. Из них 43% от болезней системы кровообращения. Онкологическая смертность будет составлять 13%. Смертность от травм и отравлений 25%». За каждым процентом чей-то муж, чья-то дочь, чьи-то разрушенные планы и судьбы. Все эти потери прямые, но существуют еще и косвенные, куда масштабнее. Чернобыль стал началом конца великой коммунистической державы, наводившей ужас на весь «цивилизованный» мир. Ликвидаторы, идущие плечом к плечу на дымящийся реактор, не могли и подумать, что совсем скоро они станут гражданами разных стран, то конфликтующих, а то и воюющих между собой. Звезда по имени Полынь упала на гигантского колосса, и он рухнул, похоронив в своих обломках все надежды «чернобыльцев» на лучшую долю. Сбылось еще одно библейское предсказание. Будущее и настоящее оказались предопределенными, как в мрачных пророчествах чернобыльских старух.

В суете послеаварийной лихорадки громко прошел суд над виновниками аварии. Ими назначили тогдашнее руководство ЧАЭС всего пять человек. Бывший генеральный директор станции Владимир Брюханов и главный инженер Николай Фомин были арестованы 19 августа 1986 года. Анатолий Дятлов выписался из больницы 4 ноября, но ровно через месяц сменил квартиру на казенные нары. Начальника смены Акимова и оператора Топтунова от заключения спасла смерть. Суду предшествовали заседания комиссии под руководством академика Александрова, однозначно свалившей всю вину на персонал. Признать вину проектантов государственного института означало признать вину самого государства, что ни в Советском Союзе, да и в сегодняшней России представить невозможно. Политбюро ЦК КПСС утвердило эти выводы. Исход будущего суда стал совершенно ясен. Следствие, проведенное Прокуратурой СССР, и Верховный Суд вынесли свой вердикт: виновны по статье 220 УК УССР (неправильная эксплуатация взрывоопасных предприятий). Интересно, что атомные станции не относились к такой категории. Их записали задним числом, специально под этот процесс. Обвиняемым крупно повезло подрасстрельную статью гособвинение так и не нашло, и все остались в живых. Брюханов получил 10 лет и отправился в колонию под Луганском. Там он работал почти «по специальности» слесарем в котельной. Анатолий Дятлов получил такой же срок и отбывал его в Крюковской колонии. Николай Фомин не выдержал тотального прессинга, сошел с ума и был отправлен в психиатрическую больницу на лечение. После оглашения приговора в защиту осужденных выступили некоторые ученые-ядерщики, известные журналисты, народные депутаты, общественные деятели. В стране объявили гласность, и об альтернативных (модное тогда слово) причинах взрыва заговорили в печати. Под давлением общественности 1 октября 1990 г. Верховный Совет СССР создал специальную экспертную комиссию для установки истинных причин аварии и анализа действий руководящих работников. Почти год потребовался ученым, конструкторам и спецам-ядерщикам, чтобы вынести свой вердикт: взрыв на ЧАЭС стал следствием конструктивных недоработок реактора и был неизбежным. Возникла дилемма люди уже 3 года как сидят, но получается, что понапрасну. Генпрокуратуре СССР поручили возбудить новое уголовное дело. Оно так и не было доведено до конца. Распалось само государство, а вместе с ним и его следственные органы. Часть томов осталась пылиться в московских архивах, часть в теперь уже независимых минских и киевских. В 1990 году после опубликования открытого обращения академика Андрея Сахарова был выпущен на свободу Анатолий Дятлов. Эта история обошлась ему в 3 года и 10 месяцев лагерной жизни. Через 5 лет он скончался от острой лучевой болезни. Все эти годы инженер настойчиво писал во все инстанции об «истинных причинах аварии». Он даже выпустил свою книгу «Чернобыль. Как это было», в которой аргументированно, хоть и несколько эмоционально, обвинил руководство Института атомной энергии в плохом проектировании и пренебрежении к ядерной безопасности, приведшей к трагедии. Владимир Брюханов освободился досрочно при содействии администрации колонии в 1991 году. Получил должность начальника техотдела на ЧАЭС, а затем ушел на хорошую должность в Минэнерго Украины. Сейчас бывший директор живет на пенсии и своей вины за сокрытие масштабов аварии и непринятие мер не признает. Академик Валерий Легасов, руководивший ходом восстановительных работ, был вынужден успокаивать весь мир на конференции МАГАТЭ в августе 1986 года и говорить о безопасности ЧАЭС для Европы. Это была явная ложь. К тому же в следующем году заговорили об ошибочности бомбардировки реактора песком и ответственности за судьбы погибших вертолетчиков. Легасов, пробывший на станции к тому времени несколько месяцев и получивший смертельную дозу радиации, не выдержал груза обвинений и покончил жизнь самоубийством в день второй годовщины аварии. Для «отца» реактора РБМК1000 академика Александрова все произошедшее стало личной катастрофой. Он писал: «С этого времени и моя жизнь кончилась — и творческая тоже». Очевидцы помнят, как он приезжал в Киев после аварии сразу как-то постаревший и осунувшийся. Однако никакого наказания прославленный ученый не понес, если не считать освобождения в 1986 году от должности Президента Академии наук. Дело, возбужденное в отношении конструкторов сразу после аварии, было закрыто и более никогда не поднималось. За год до своей смерти в 1994 году он даже получил Почетную грамоту Президиума Верховного Совета РФ «за заслуги в ...». Как эти заслуги соотносятся с трагедией целого региона, так и осталось невыясненным.

Эта задача сейчас в полный рост стала перед руководством Украины. Срок службы старого объекта «Укрытие» (саркофага), определенный в 30 лет, скоро подойдет к концу. Его перекрытия и стены, собранные наспех дистанционным способом, ветшают, корродируют и приходят в негодность, как любая «хрущевская» пятиэтажка. К тому же конструкция не позволяет работать с ядерными отходами, накопившимися внутри, и утилизировать их. Пока вся начинка погибшего реактора не будет изъята и захоронена, этот объект будет оставаться опасным. Уже много лет ведутся проектные и научные работы по возведению «Укрытия2», призванного защитить прилегающие территории от возможного загрязнения. Оно может произойти в ходе работ по разборке старого саркофага или в случае непредвиденной аварии. К тому же необходимо оградить саркофаг от дождей и снега, способных вызвать непредвиденные химические реакции. Сейчас уже понятно, что это будет высокая железобетонная арка высотой под 100 метров и длиной более 150 метров. Ее 250метровый пролет должен накрыть все помещение 4го реактора и отделить его от 3го. Секции будут собираться на площадке неподалеку и по специальным рельсам надвигаться на существующие строения. После завершения работ должна начаться разборка, дезактивация и захоронение энергоблока. Этот проект получил труднопроизносимое название «Новый безопасный конфайнмент» (от английского «confinement» «локализация»), Год назад начались конструкторские и научные работы, а к 2012 году укрытие должно быть изготовлено и смонтировано, если не помешает очередной кризис. Предполагаемый срок службы новой арки сто лет, что, учитывая неторопливость украинских властей в делах строительных, должно хватить до полного решения всех чернобыльских проблем и превращения ядерного могильника в «бурое пятно», свободное от активных ядерных отходов. О красивой идее символической «зеленой лужайки» не может быть и речи. Отдельная история предстоит с разборкой и захоронением знаменитой трубы, что уже давно стала символом Чернобыля и пестрит на всех фотографиях. Ее аркой не накроешь, и разбирать придется на открытом воздухе. Она накопила в себе столько радиоактивной отравы, что хватит не на одно поколение чернобыльцев. К тому же сама технология разборки обещает стать трудной задачей из-за технических трудностей (например, невозможно поставить кран). Инженерам и проектировщикам придется находить экстраординарные решения, чтобы решить все проблемы и не допустить повторного загрязнения станции. У всех этих благолепных планов есть только один небольшой минус стоимость. Она оценивается под миллиард долларов, которых может даже и не хватить, учитывая суровые коррупционные реалии нынешней Украины. Правительство привычно говорит об отсутствии денег вообще и с надеждой смотрит на западные страны, многозначительно напоминая о всепланетарной опасности. Запад озабочен экономическим кризисом и с деньгами расставаться благоразумно не спешит. А пока время и осадки, не знающие кризисов и отсутствия финансирования, неумолимо съедают балки саркофага, приближая нас к очередной возможной аварии и привычному штурму, сопряженному с героизмом и самопожертвованием. Почтальон всегда звонит дважды?

«Что это за штука такая радиация?» говорили жители украинских и белорусских сел весной 1986 года, перешагивая через цезиевые лужи. Полная беспечность сменилась позже страхом, а затем настоящей радиофобией, когда мнимые опасности вызывают настоящие психические расстройства и болезни, трудно поддающиеся лечению. Не зря медики называют радиофобию одной из главных причин заболеваемости и смертности среди ликвидаторов и жителей причернобыльских территорий. Главным и единственным лекарством от этой болезни являются знания о природе радиоактивности и степени ее опасности для всего живого. Этот враг хитер он невидим, неслышим, не имеет запаха и вкуса. Но в то же время его сила и губительные свойства преувеличены и раздуты многочисленными слухами и средствами массовой информации. Басни о коровах с двумя головами и чернобыльских яблоках величиною с тыкву который год гуляют по «желтой» прессе и в разговорах, несмотря на все опровержения специалистов. Более всего не хочется в этом разделе пускаться в многословные теоретические рассуждения, пересыпанные терминами из курса школьной физики. Однако придется сразу определиться с основными терминами и понятиями. Что такое радиация? Это частицы и электромагнитные волны, испускаемые радиоактивным веществом. Они обладают огромной энергией, которой достаточно для воздействия на другие объекты, и живут до того момента, когда поглощаются чем-нибудь или кемнибудь (в худшем варианте теми, кто читает этот путеводитель). Соответственно, радиоактивность это процесс самого испускания (распада). Неустойчивые ядра некоторых атомов распадаются, излучая альфа и бетачастицы, гаммалучи и нейтроны. Альфачастицы, представляющие из себя атомы гелия, положительно заряжены, тяжелы и способны натворить немало бед, попадая внутрь организма. Бетачастицы это электроны, также вылетающие на огромной скорости и поражающие внутренние клетки живого организма. Это плохая новость. Хорошая состоит в том, что для защиты от альфа и бетачастиц достаточно минимальной преграды: одежды, листка бумаги или тонкого слоя жидкости. В худшем варианте этой защитой может служить наша кожа, но лишь ценой радиационных ожогов. Водочносамогонный слой в желудке, вопреки расхожему мнению, препятствием для такого излучения не является. Гаммалучи обладают большой проникающей силой и поэтому очень опасны. Нейтронное излучение наблюдается лишь вблизи работающих ядерных установок, поэтому нами рассматриваться не будет. Помимо трех видов облучения существует еще и рентгеновское, очень похожее на гаммаизлучение и отличающееся от него энергией фотонов. Радиоактивность не возникает ниоткуда. Ее создают источники радиоактивности. В чернобыльском случае первоначальным источником служила ядерная начинка реактора, а после взрыва разбросанные куски топлива и оборудования, твэлы, газы и испарения. Опустившись на землю в виде осадков, газы превратили в источники радиоактивности все, на что оседали леса, траву, почву, реки, строения. Радиоактивность нельзя ощутить, но можно измерить. Ее мерой служит Беккерель (Бк). 1Бк соответствует одному распаду в секунду. Это значение очень малое, поэтому чаще используют единицу Кюри (Ки). 1Ки = 37 миллиардов Бк, и это уже весьма солидное значение для радиоактивности загрязненных территорий. Обычно оперируют отношением активности на единицу веса, объема или площади. При этом если указано, что активность на одном квадратном километре составляет 1Ки, то это означает, что за секунду на этом участке происходит 37 миллиардов распадов, и лучше наблюдать за этим процессом издалека. При распадах атомов источник радиоактивности создает ионизирующее излучение. Его величина интересует всех и каждого, ибо она, именуемая экспозиционной дозой и часто измеряемая в рентгенах (Р), напрямую говорит о силе воздействия источника на все живое. IP очень большая доза, поэтому на практике чаще встречаются одна миллионная его часть (микрорентген, или мкР) или одна тысячная (миллирентген, мР). Излучение можно замерить бытовым дозиметром, который выдает мощность экспозиционной дозы в микрорентгенах за единицу времени, чаще всего 1 час (мкР/ч). Естественно, чем выше мощность источника, тем быстрее нужно от него отойти, и желательно на максимально большое расстояние. Это связано с тем, что мощность воздействия источника на любой объект падает пропорционально времени и расстоянию от него. Таковы законы распространения активных частиц, и это большое благо для тех, у кого быстрые ноги или машина с мощным двигателем. Чтобы оценить воздействие радиации на человека, называемое эквивалентной дозой, чаще пользуются внесистемной единицей бэр (биологический эквивалент рентгена), хотя официально предписано измерять ее в Зивертах (Зв). 1 Зв = 100 Р, и это огромное значение. Бэры куда удобнее, поскольку 1 бэр = 1 Р. Дневная допустимая доза у ликвидаторов на ЧАЭС определялась в 0,3 бэра. Чтобы как-то связать радиоактивность, мощность излучения и расстояние до источника, можно привести пример: один точечный излучатель (например, кусочек породы) с активностью 1 Кюри покажет на дозиметре при расстоянии 1м экспозиционную дозу мощностью в 0,3 Р/ч, что ограничивает время нахождения возле него всего одним часом. Если увеличить расстояние всего до 10 метров, мощность упадет сразу до 0,003 Р/ч, то есть в сто раз. Конечно же, сие не означает, что у источника следует разбить лагерь и устроиться на ночлег это все равно больше средней нормы, определенной для нашей страны в 2030 мкР/ч, и расстояние следует увеличить до безопасного. Вследствие этого часты ошибки, когда показания дозиметра в одной точке выдают за фон целой улицы или даже целого поселка. В зависимости от наличия источников радиации они могут сильно колебаться даже в пределах нескольких шагов. В чернобыльском случае радиационное загрязнение более равномерно, поскольку обусловлено повсеместным присутствием выпавших радионуклидов (их еще называют изотопами). Каждому, кому довелось побывать на школьном уроке химии, на глаза обязательно попадалась таблица Менделеева. В ней собрано более двухсот элементов, каждый из которых имеет стабильные атомы и нестабильные (читай радиоактивные). Именно последние и именуются изотопами. Каждый изотоп стремится к распаду, как Советский Союз, и это стремление характеризуется периодом полураспада, то есть временем, за которое число ядер уменьшится вдвое. У «чернобыльского» йода131 этот период занимает 8 дней, цезия137 33 года, стронция90 28 лет. Сократить или как-то повлиять на этот параметр никак нельзя. Полураспад означает, что вредное ионизирующее воздействие изотопа снизилось вдвое. Это совсем не значит, что йод131 через следующие 8 дней окончательно распался и исчез. Следующий период полураспада снижает количество радиоактивных атомов еще в 2 раза, и так почти до бесконечности. Период полураспада разных радионуклидов разнится от долей секунды до скончания земных веков. Распадаясь, они образуют другие радиоактивные элементы. Например, уран234 при распаде превращается в торий230, тот в свою очередь в радий226 и затем в радон. Именно своими постоянными процессами распада в сопровождении ионизирующего излучения, то есть радиоактивностью, и опасны радионуклиды. Конечно же, ошибочным будет предполагать, что радиоактивность лишь продукт современных атомных технологий. Естественное облучение люди получали всегда от родной матушкиземли, красна солнышка, родного жилища и друг от друга. Мужья, живущие в счастливом браке, облучают своих благоверных аж на 0,3 бэра в год калием40 и рубидием87, содержащимися в тканях, и это не повод для развода слишком малое зна чение. Основную дозу дает природный газ радон40, попадающий в наши жилища из-под земли. Он тяжелее воздуха, поэтому первый этаж загрязнен им сильнее остальных. Простое проветривание снижает концентрацию радона в несколько раз до абсолютно ничтожного. Свою лепту в облучение вносят стройматериалы жилищ вместе с радоном они дают более трети всей прижизненной дозы. Сверху нас жжет космическая радиация, усиливающаяся по мере набора высоты. Пассажир самолета на высоте 11 ООО метров ест свой завтрак при фоне 500 мкР/ч, и может утешить себя лишь кратковременным пребыванием. Нижеприведенный рисунок наглядно показывает количество космической радиации, поглощаемой жителями разных городов в зависимости от высоты над уровнем моря. 17% мы получаем от пищи и наших тел, 20% от радиоактивности в почве, 13% от медицинских процедур, включая походы в рентгенкабинет. К слову, куда больший вклад, чем атомные станции, в загрязнение вносят химические и сталелитейные предприятия, которые никто и не думает закрывать. Они источники техногенного облучения. В то время как на АЭС осуществляется строжайший контроль за радиационным фоном, вокруг нефтяных промыслов валяются отработанные трубы, измазанные солями тория232 и радия226. Угледобывающие предприятия также перемещают тысячи тонн «фонящей» породы, а потом сжигают ее в печах и на теплоцентралях, выбрасывая изотопы в атмосферу. Итак, от радиации нам никак не спастись, надо воспринимать ее как данность. Однако следует разграничить внешнее и внутреннее воздействие источников. Как уже писалось ранее, лишь гамма и рентгеновское облучение способно проникать сквозь одежду и кожу, вызывая поражения внутренних органов. Но и внешнее воздействие никак нельзя списывать со счетов. «Загрязненный» человек при контакте с «чистым» может передать лишь малую часть радионуклидов, но никак не равную себе порцию. Обычно речь идет о рукопожатиях, совместном пользовании предметами быта, совместном проживании и т.д. Дальнейшие контакты разбавляют эти значения до безопасных. Куда опаснее для человека внутреннее воздействие. Если радионуклиды попали внутрь через дыхательные органы или вместе с пищей, то ничто не помешает тяжелым альфа и бетачастицам бомбардировать живые клетки со скоростью 20 ООО км/сек. Они становятся причиной тяжелых поражений внутренних органов и раковых заболеваний. Самый опасный путь проникновения радионуклидов воздушный, и от него следует беречься в первую очередь, применяя средства защиты. Попав внутрь, радиоактивные цезий и калий распределяются по всему телу равномерно, стронций откладывается в костях, а йод в щитовидной железе. Большой удачей для жителей причернобыльских районов следует признать свойство йода131 и це зия137 быстро выводиться из организма, а не накапливаться в нем. Периоды полураспада и полувыведения из тела человека различных элементов можно отобразить таблицей. Вместе с водой и пищей, загрязненными нуклидами, человек получает еще одну весомую порцию облучения. Но сами по себе нуклиды не передают радиацию как «болезнь», то есть их мишень не становится радиоактивной сама по себе и способна вывести их из организма (с потом, испражнениями или просто выпив водки). Влюбленные! Помните, что крепкий французский поцелуй на зараженных территориях возможный путь передачи радионуклидов внутрь организма! О дальнейшем продолжении любовного сценария стыдливо умолчим... Куда как выше степень облучения при стандартных медицинских процедурах. Это объясняется кратковременным, но мощным воздействием настоящего направленного источника рентгеновских лучей. Поход к зубному и рентгеновский снимок дают сразу дозу в 3 бэр. Стандартная флюорография даже безопаснее 0,36 бэр. Рентгеноскопия желудка, повсеместно замененная ныне введением зондов, облучала организм сразу 30 бэрами, и это очень много. Напомню, что героические ликвидаторы, что лазили в завалах 4го блока, набирали от 0,3 до 0,8 бэра в день. Простых больных спасает только то, что их значения локальные, в то время как в Чернобыле бэры набирал весь организм, и они куда «тяжелее». Замечу, что реакция на степень облучения у каждого человека своя, в зависимости от состояния здоровья и степени сопротивляемости организма. Кто-то живет после набора 500 бэр у разрушенного реактора, кому-то хватает короткой поездки к родственникам в Гомельскую область. Сама лучевая болезнь, вопреки слухам, лечится. Летальность наступает лишь при тяжелых степенях облучения или от сопутствующих ей онкологических заболеваний. Лучевая болезнь не заразная, ее нельзя «подхватить» от другого человека. При длительном воздействии достаточно больших доз может наступить хроническая лучевая болезнь, характерная исключительно для жителей загрязненных территорий. В любом случае это очень тяжелый недуг с печальными последствиями для здоровья. Воздействие малых доз радиации до конца не изучено, поэтому принята беспороговая концепция, согласно которой любые дозы облучения, не связанные с естественным, вредны. Однако бытующие представления о прямой взаимосвязи «радиация рак» сильно преувеличены. Куда рискованнее выкуривать в день пачку сигарет, чем ездить ежедневно на работу в Зону отчуждения. «Черт, так как же защититься от пагубного воздействия?!» воскликнет в отчаянии будущий сталкер. Лучшая защита от облучения это время, дистанция и преграда из вещества. В идеале время должно равняться всей жизни, проведенной в бомбоубежище, а расстояние до ЧАЭС половине экватора. Но это выбор законченных радиофобов. В реальной жизни следует ограничить свое пребывание в непосредственной близи от компактного источника излучения, по возможности соблюдать разумную дистанцию и носить плотную закрытую одежду. Если фон «зашкаливает», а уйти нет возможности, то возведенная преграда из подручных материалов в разы ослабит «свечение», поглощая его. Для правильной оценки степени угрозы и оптимального выбора времени дистанции защиты необходим надежный и точный дозиметр, речь о которых пойдет ниже. «Сегодня в городе температура составит 2224 градуса, ветер восточный, радиоактивный фон в пределах нормы», слышим мы иногда в новостях и успокаиваемся. Каковы значения нормального радиационного фона? У каждого региона планеты он свой. Чем ближе к экватору, тем космическое излучение меньше, но с набором высоты оно резко усиливается. Присутствие в недрах некоторых видов ископаемых или радоновых вод дает солидную прибавку микрорентгенов в показаниях дозиметра. Во многих районах Европы, США и Японии нормальный среднестатистический фон колеблется от 5 мкР/ч до 10 мкР/ ч. В городах, где много «фонящего» гранита и прочих стройматериалов, значения достигают 2030 мкР/ч. А вот жителям высокогорных городов типа Кито (Эквадор) или Лхаса (Тибет, Китай) приходится круглогодично испытывать излучение мощностью 110 мкР/ч, что также не сказывается пагубно на их здоровье. В иранском городе Рамсер, где нормальный естественный фон составляет свыше 200 мкР/ч, это никаким образом не отражается на местных жителях. То же самое можно сказать об индийском штате Керала с его песком, богатым ураном и торием. Для Москвы типичный фон на открытом воздухе составляет 813мкР/ч, а в закрытых помещениях до 25 мкР/ч.

Хороший дозиметр это первое, о чем следует побеспокоиться перед самостоятельными посещениями загрязненных территорий. Он не нужен лишь при кратких экскурсиях в составе организованной группы, в которую, как правило, уже входит дозиметрист. Более того, путешествия по Зоне без дозиметра лишены особого смысла, поскольку интересны прежде всего особенностями жизни и социальными последствиями повышенного радиационного фона. «Какого?» на этот вопрос и ответит ваш дозиметр. Существует два типа таких приборов бытовые и профессиональные. Последние, как и следует из названия, намного точнее, имеют широкие пределы значений и дополнительные возможности. Вот только стоят они в десятки раз дороже бытовых, а их «навороты» используются редко. Поэтому если вы не решили стать профессиональным дозиметристом или провести остаток жизни у саркофага, то лучше с ними не связываться. Бытовые дозиметры обычно бывают прямопоказывающими, то есть демонстрирующими результат сразу после измерения у себя на дисплее. Непрямопоказывающие обычно выпускаются в виде брелоков и выдаются работникам радиационноопасных производств в качестве индивидуального счетчика полученной дозы. Для считывания информации с них необходимо дорогостоящее оборудование. Далее дозиметры различаются на пороговые и беспороговые. Беспороговые куда полезнее своих пороговых собратьев, поскольку способны показать цифровые значения фона в довольно широких пределах. Те же работают лишь по принципу «превысил не превысил», и на насущные вопросы о степени опасности ответить не могут. Соответственно, беспороговые дозиметры раза в два дороже, а пороговые надежнее. Итак, наш очевидный выбор бытовой беспороговый прибор. При его выборе следует учитывать сразу несколько параметров: типы регистрируемых излучений, время измерения, степень погрешности, тип счетчика, габариты, вес, морозоустойчивость, тип исполнения и, разумеется, цена. Бытовые дозиметры не регистрируют альфаизлучение. В зависимости от модели они улавливают или гамма, или бетаи гаммалучи. Улавливающий блок встроен в корпус прибора, но иногда бывает и в отдельном корпусе. В качестве его начинки обычно используется газоразрядный счетчик (счетчик Гейгера) или сцинтилляционный кристалл. Газоразрядные блоки хороши тем, что недороги и для смены их начинки не требуется высокая квалификация, а достаточно лишь внимательного изучения инструкции. Кристаллы же (обычно их несколько) весьма хрупки и приклеены к фотодиодам спецклеем, поэтому заменить их можно только в заводских условиях. Есть на рынке и электронные дозиметры, но они слишком дорогостоящие и поэтому применяются лишь для небольшого перечня работников атомных станций. Время измерения обычно колеблется от 20 до 40 секунд, время для подготовки к работе до 5 минут. Разумеется, для активных передвижений более подойдет быстросчитывающий дозиметр, но это сильно удорожает покупку. Степень погрешности очень важна для невысоких фонов. Например, легендарный полевой армейский дозиметр ДП5 реагирует лишь на высокие значения, характерные для аварий или ядерной войны. Поэтому он был так популярен при ликвидационных работах на ЧАЭС. В «мирных» условиях он может показывать несусветные значения и вызвать настоящую панику у несведущих. Обычные бытовые дозиметры имеют степень погрешности около 15%, и это вполне допустимое значение. Частенько при низких температурах прибор начинает немилосердно врать, причем в обе стороны. Если вы планируете использовать его круглый год на свежем радиоактивном воздухе, то лучше приобрести морозоустойчивый вариант, что примерно на 10% дороже обычного. Многие дозиметры выпускаются в полезном пылевлагоустойчивом исполнении. Это исключительно полезное свойство для тех пользователей, которые собираются исследовать необъятные просторы зон отчуждения. Экономия здесь тоже вряд ли уместна.

Зона отчуждения не пионерский лагерь, не место для беззаботных посиделок и игр на лужайке. Плотность загрязнения почвы здесь доходит до 15 кюри на квадратный километр. Это означает, что на том квадратном метре, где вы собрались прилечь, может происходить аж 55 миллионов распадов атомного вещества в секунду. Если же не повезет и именно это место будет особенно «грязным», то возможны печальные последствия для вашего здоровья, причем никак увидеть или почувствовать это нельзя. Свойство человеческой природы таково, что на невидимую опасность мы вскоре перестаем реагировать. Дозиметр со временем включается все реже и реже, да это и понятно невозможно каждую минуту останавливаться и замерять фон. Необходимо отдавать себе отчет, что само нахождение здесь несет в себе определенную долю риска. Нужно решить для себя, насколько допустим или оправдан этот риск. Управлять автомобилем или переходить дорогу в неположенном месте тоже рискованное мероприятие, и допускающие его садятся за руль или бросаются наперерез транспорту. Те же, кто более озабочен своей безопасностью, выбирают метро и пешеходные переходы. На какой срок ехать в Зону и что там делать, решает каждый для себя сам, есть только несколько общих правил, соблюдать которые желательно всем, дабы не превращать рискованное путешествие в самоубийственную авантюру.
1. Лучший способ поездок в Зону отчуждения легальный Легально на эти территории можно попасть либо самостоятельно, получив разрешение в госорганах, либо в составе экскурсии (индивидуальной или групповой). Самостоятельный вариант сопровождается множеством бюрократических преград и проволочек, связанных с получением необходимых разрешений и пропусков. Совсем одному находиться здесь все равно нельзя, поэтому вам выделят сопровождающего из числа официально работающих в Зоне. Экскурсии резко удорожают все мероприятие, зато хлопоты с оформлением документов берет на себя организатор. Он же обеспечивает радиационный контроль, программу и допуск на режимные объекты (ЧАЭС, станция слежения «Чернобыль-2» и прочие). Естественный минус групповых экскурсий необходимость повиноваться «стаду», следуя за основной массой, а также соэкскурсники, что как мухи кружат вокруг интересных объектов, мешая фотографировать. Впрочем, сетовать на них глупо вы тоже часть этого временного коллектива и тоже всем мешаете. Однако гид может рассказать об истории этих мест гораздо больше, чем вы знаете сами, а именно историей и интересны все без исключения достопримечательности Зоны. Нелегальный способ помимо явного преимущества в виде свободы грозит множеством неудобств. Отчужденная территория патрулируется милицией, а наказания за самовольное посещение никто не отменял. Более того, с принятием новых законов Украиной и Беларусью оно лишь ужесточается. Дезактивационные работы в Зоне проводились в основном на территории поселков и на дорогах, поэтому нырок в кусты от внезапно появившегося патруля может закончиться набором горячих частиц и незапланированным лечением. Стоит ли рисковать своим здоровьем ради экономии пары сотен долларов решайте сами. От крупных животных, наводнивших Полесье, спрятаться будет труднее, а дикий волк или кабансекач куда опаснее дикого милиционера. Посетить нелегально режимные объекты не удастся они надежно охраняются.
2. Наилучшее время для посещений период с ноября по март. В это время дожди и снег прибивают к земле радиоактивную пыль и снижают ее концентрацию в воздухе. Зима в этом отношении идеальна, поскольку слой снега исключает контакт с зараженной землей. К тому же летом в Полесье температура доходит до 30 градусов, и в защитной одежде на жаре выдерживают немногие. Надевая куртки, шапки и сапоги, вы как минимум защищаете себя от вредного альфа и бета-излучения. Осенне-зимний сезон также полезен для фотографий, поскольку кадр не забивается пышной зеленью, и можно разглядеть покинутые хаты, памятники и другие строения. К тому же летний антураж придаст им неуместную нарядность и красоту. Единственный минус ночевать в брошенных домах тем, кто едет нелегально, будет холодно и неуютно. Хорошая палатка и теплый спальник решают проблему, но перед установкой в помещении необходимо сделать замеры очень часто оставленные вещи и посуда сильно «фонят», как и печки, в которых когда-то жгли загрязненные дрова. Отсутствие листвы также поможет разглядеть диких животных и лишить их главного преимущества тонкого обоняния. Если все же от летнего посещения никуда не деться, то необходимо быть готовым к выполнению пункта 3.
3. Одежда и обувь должны быть максимально закрытыми! Никаких шорт, сандалий, футболок, топиков, остромодных маечек с открытым пупком, босоножек и прочих дачно-курортных нарядов. Для мужчин идеальной летней экипировкой можно считать джинсы, старые кроссовки, х/б толстовку или майку с длинными рукавами, складной зонтик на случай дождя. Женщинам можно посоветовать тот же спортивноповседневный стиль. Демонстрировать свою женственность и глубокие декольте лучше в других местах. Не стоит козырять нарядами от«Гуччи» и «Прадо» или новой одеждой, которая вам дорога. В случае превышения уровня загрязнения, о котором возвестит прибор на санпропускнике или личный дозиметр, с ней придется расстаться. В любом случае, по возвращении домой всю экипировку лучше постирать отдельно от других вещей береженого Бог бережет, особенно здесь.
4. Продукты и воду следует привозить с собой или покупать исключительно в магазинах! Трудно устоять, когда над тобой свисает ветка с наливными яблоками, а из травы торчат шляпки белых грибов. Фрукты и ягоды без труда можно найти даже в Припяти, уже давно превратившейся в город-сад. Но не о таком саде мечтал когда-то Маяковский кушать эти дары природы нельзя ни в коем случае. «Мой дозиметр ничего не показывает вблизи этих плодов» не аргумент, поскольку содержание радионуклидов в веществе он не замеряет. Это делают санитарные предприятия и лаборатории с соответствующим оборудованием. Все торговые точки и столовые на территории Зоны (а их там считаные единицы) продают радиационнобезопасные продукты и блюда, привезенные извне и прошедшие самый строгий контроль. Соленьяваренья, предлагаемые местным населением, обычно изготавливаются кустарно, из местных плодов, не прошедших должной обработки. Кроме того, бедственное материальное положение заставляет жителей Полесья ловить рыбу в запрещенных местах, бить кабанов, питающихся зараженным мхом, и собирать грибы, накапливающие радиацию. Часто возникает неловкая ситуация, когда в гостях тебе предлагают отобедать, чем бог послал, и сильно обижаются при отказе. Отказ воспринимается как знак недоверия (что, в принципе, абсолютно верно). В таких случаях следует сослаться на недавний обед или ужин и съесть небольшое количество угощенья, желательно вареного (суп, мясо, вторые блюда, варенье). От грибов, за исключением вареных, лучше вежливо отказаться. Подобная линия поведения актуальна также в открытых, но загрязненных районах Хойникском, Наровлинском, Брагинском и Ветковском Республики Беларусь. Магазинную продукцию можно покупать безбоязненно везде она проходит санконтроль. Молоко также советую пить только магазинное, поскольку оно накапливает цезий и частенько бракуется при приеме на молокозаводы. Сталкеры, путешествующие нелегально, должны запасаться большим количеством питьевой воды, особенно летом, когда пить хочется постоянно. Дороги, ведущие в Зону, перекрыты КПП, и на машине провезти запас не получится. Необходимо рассчитывать на 2 литра в сутки, желательно с лимоном. Воду из рек и заброшенных колодцев пить категорически не рекомендуется, а палаток с квасом на сотни километров вокруг вы не увидите. Продукты, желательно высококалорийные, также придется брать с собой.
5. Следует опасаться диких животных и мародеров. И непонятно, кто из них хуже. Мародеров в Зоне осталось мало, поскольку «все уже украдено до нас», но они есть. Человек, не гнушающийся срезать алюминиевые провода и собирать брошенную посуду, вряд ли побрезгует дорогой фотокамерой или мобильным телефоном. Милиция тут далеко не докричишься, и живых людей поблизости тоже скорее всего не будет. Но от мародера можно хотя бы отбиться или убежать. Обозленного лося весом в полтонны может остановить лишь удачный дуплет из охотничьего ружья, а унести ноги имеет шанс лишь многократный олимпийский чемпион по бегу на разные дистанции Карл Льюис. Дикий кабансекач не интересуется аппаратурой, но вполне может откинуть любителя одиночных прогулок одним ударом метра на три. Палкой его не отгонишь, поможет лишь добрый заряд дроби. Еще одна напасть на диких полесских просторах волки. Зимой они очень голодные и очень терпеливые. Отсидеться при случае на дереве или в заброшенном доме не получится. Хотя случаев нападения на человека официально отмечено не было, не стоит открывать своим скальпом эту статистику. Дикие животные встречаются даже в Припяти. Природа немедленно забирает свое у человека, стоит ему лишь покинуть обжитые места. Помните звери ныне «хозяева джунглей», а не Homo Chernobylis.
6. Опасайтесь полуразваленных домов и других строений. То, что ваша «хрущевка» еще не развалилась это заслуга службы эксплуатации и ремонтников, как бы их ни ругали. В Зоне отчуждения латать обветшалые здания некому, и за четверть века они пришли в совершеннейший упадок. Гниют и рушатся кровли, промерзают и оттаивают бетонные перекрытия, оставшиеся без отопления, дерево постепенно превращается в труху. В Припяти зимой 2008 года рухнула часть школы № 1, и это лишь начало. Энтузиасты из «Припять.ком» вынашивают планы по консервации брошенных домов города и превращению их в музей, но до практического исполнения еще очень далеко. А лестницы высотных зданий тем временем теряют прочность, их арматура насквозь ржавеет. Подниматься по ним толпой не рекомендуется, необходимо соблюдать принцип «один человек на один пролет». В целом по зданиям следует ходить не спеша, осторожно, постоянно смотря под ноги и быть готовым к любым неожиданностям. Бегать и топать крайне нежелательно. Многие деревенские строения держатся лишь на честном человеческом слове туда больше не заходить. Обрушение лишь небольшого трухлявого потолка грозит поднять тучу радиоактивной пыли, датированной каким-нибудь 19861987 годом. Помещение, в котором вы решили остановиться на ночлег, должно быть надежным по крайней мере на вид, без провалов в полах и потолке, без покосившихся стен, по возможности чистым и незахламленным бытовым мусором. Вокруг дворов и на улице частенько попадается брошенная техника (вернее, ее остовы) и разная железная рухлядь. Металл имеет свойство набирать радиацию и неохотно с ней расставаться. Дорогую технику, участвовавшую В ликвидационных работах, пытались отмыть от «грязи», но зачастую это не удавалось. Сидеть на «фонящих» металлоконструкциях небезопасно, а уж тем более устраивать возле них привал.
7. Соблюдайте правила радиационной гигиены. Мыть руки с мылом как можно чаще вот главный девиз сталкера. Ими мы беремся за различные предметы, находящиеся в Зоне годами, потом приглаживаем волосы, чешем лоб, вытираем глаза. Самые «умные» дополнительно ковыряют ими в носу и зубах. Добро пожаловать, горячие частицы! При отсутствии воды для умывания все же лучше надевать одноразовые перчатки. По истечении дня обязательный горячий душ. Нелегалы могут помыться у самоселов, порадовав тех небольшой денежной премией. Надевать ватномарлевую повязку или нет? Этот вопрос каждый решает сам. Если вокруг все ходят без нее, не стоит стесняться. Некоторые экскурсанты, приезжающие на несколько часов в Припять, устраивают «ядерный цирк», надевая полный защитный комплект маляра и становясь похожими на космонавтов. Такие меры предосторожности явно излишни, но ватномарлевая повязка все же не повредит и гарантированно убережет органы дыхания. Сказать честно? Я ее не надевал. При ветреной погоде, особенно летом, очень кстати будут солнцезащитные очки. Всего лишь одна горячая частица способна поразить хрусталик глаза и вызвать его болезнь. Вероятность этого попадания мизерная, но резко увеличивается при длительных прогулках.
8. Самое главное правило нахождения в Зоне вести себя как нормальный адекватный человек Необходимо помнить, что это не полигон из игры С.Т.А.Л.К.Е.Р. и не Диснейленд. Здесь каждый дом напоминает о покореженных судьбах и человеческой боли. Не трогайте и не переносите предметы и артефакты, найденные в Зоне. Застывшее время определило судьбу этих вещей, и не нам их ворошить. Есть любители эффектных фотографий, когда брошенный предмет выкладывается в нужном месте для лучшего ракурса. Этим самым они оглупляют цель своего пребывания и ворошат чужое прошлое для своей сиюминутной выгоды. Периодически встречаются следы варварской деятельности вандалов следы от пуль на памятниках, разбитые двери и окна, вывороченные почтовые ящики. Такие поступки не только противозаконны, но и по-человечески омерзительны. О всех увиденных противоправных деяниях следует оповещать старшего по группе или милицию. Никакого «доносительства» здесь нет. Вандал, не уважающий память, должен крушить стены своей тюремной камеры они для того и построены. Оставайтесь прежде всего ЛЮДЬМИ!

Так получилось, что отселенные и закрытые территории через 5 лет после аварии на ЧАЭС поделили между собой новообразованные государства Украина и Беларусь. Соответственно, образовались две совершенно разные структуры, подчиненные правительствам разных государств украинская Зона отчуждения (или просто Зона) и белорусский Полесский радиационноэкологический заповедник (ПРЭЗ). У них разная структура и разный пропускной режим, но предназначение единое: пресечение по возможности проникновения посторонних лиц и вывоза зараженных материалов. Закрыть Зону не значит решить все проблемы сразу. Она нуждается в постоянном радиационном контроле, защите от лесных и полевых пожаров. С украинской Зоной отчуждения все гораздо сложнее, поскольку на ее территории находится действующее предприятие и главный источник угрозы нового заражения. О ней и пойдет речь в этом разделе. Впервые статус Зоны отчуждения был сформулирован в законе Украины «О правовом режиме территории, подвергшейся радиоактивному загрязнению в результате Чернобыльской катастрофы», принятом в далеком 1991 году. Согласно его 8-й статье, управление этим новообразованием возлагалось на специально созданный Департамент администрацию Зоны отчуждения. Чтобы понять масштаб всего хозяйства Зоны, можно привести официальные цифры:Территория 2044 км кв., из которой: Киевская область 69 населенных пунктов, площадь 2040 км кв., в том числе - Чернобыльский район - 58 населенных пунктов, площадь 1757 км кв.; Полесский район - 11 населенных пунктов, площадь 283 км кв.; Житомирская область - 7 населенных пунктов, площадь 4 км кв., в том числе Народический район - 4 населенных пункта, площадь 1,6 км кв.; Овручский район - 3 населенных пункта, площадь 2,4 км кв.; К самой Зоне отчуждения добавлена Зона обязательного отселения площадью 554 кв. км с 18 поселками, принадлежащими Полесскому району Киевской области. Словосочетание «населенный пункт» не должно вводить в заблуждение они все давно выселены, и общее число проживающих не превышает 300 человексамоселов. Куда внушительнее выглядит количество доставшегося от СССР радиоактивного «богатства» в виде отходов (РАО): Пунктов захоронения РАО (ПЗР0) 3. Пунктов временной локализации РАО (ПВЛР0) 9. Количество РАО в зоне (без объекта «Укрытие») 2,8 млн. куб. м. Количество РАО в ПЗР0 и ПВЛР0 2 млн. куб. м. Суммарная активность РАО в ПЗР0 и ПВЛР0 200 тыс. Кюри (!)Несмотря на такое огромное количество смерти в ее недрах, Зона вполне живой организм. Ее периметр длиной 439 км охраняет заграждение из колючей проволоки и 9 контрольнопропускных пунктов, самый известный из которых КПП «Дитятки». Люди, работающие в Зоне, ежедневно проходят проверку на пяти пунктах дозиметрического контроля. Внутри условной «30километровой зоны» есть «10километровая зона», обнесенная колючей проволокой. Здесь тоже есть свой КПП «Лелев». При всей кажущейся пустынности и заброшенности, на этой территории можно насчитать с полтысячи километров обслуживаемых дорог, противопаводковые дамбы, 50 водоохранных сооружений, 12 мостов и прочие объекты. Их содержанием и охраной занимается около 3000 человек из организаций, подчиненных МЧС Украины: «Чернобыльсервис», «Чернобыльская пуща» (лесные работы), «Чернобыльводэксплуатация». Радиоактивными отходами занимается предприятие «Комплекс», а мониторингом и безопасностью «Чернобыльский радиоэкологический центр». Всеми вопросами организации поездок в Зону, как индивидуальных, так и групповых, заведует контора с пышным названием Государственное предприятие «Агентство информации, международного сотрудничества и развития «Чернобыл ьинтеринформ» Адрес: 01025, Украина, г. Киев, ул. В. Житомирская, 28. Телефон: (044) 2168472, факс: (044) 2168546 Email: chii@chii.mns.gov.ua Директор агентства Сарган Владимир Владимирович Заместитель директора Шалыга Александр Васильевич shalyga@chii.mns.gov.ua Офис в Чернобыле: г. Чернобыль, ул. Б. Хмельницкого, 1А Она была основана еще в 1987 году для информационной обороны от встревоженной мировой общественности ЧИИ издает журнал «Чрезвычайная ситуация», газету «Вестник Чернобыля» и «Бюллетень экологического состояния зоны отчуждения». Прошло несколько лет, общественность успокоилась, а в Зоне по-прежнему нелегально шлялись одиночные граждане и целые коллективы кто с целью наживы, а кто и просто в поиске острых ощущений. Это было время самостийной романтики, когда все вокруг давалось бесплатно или за небольшую мзду. Старая система контроля уже канула в Лету вместе с бывшей супердержавой, а новую отстроить еще не успели. Вместе с остановкой станции иссяк и денежный ручей, текущий на нужды запретной территории. Из-за хронического безденежья многие работники организаций, обслуживающих Зону, попали под сокращение. Время шло, уровень радиации снижался, а события хоть и недалекого, но уже прошлого, стали общемировой легендой. С началом нынешнего столетия спрос на посещения ЧАЭС и Припяти со стороны частных лиц резко вырос, причем это были не только иностранцы, но и граждане Украины, и всего СНГ. Кто-то хотел посмотреть места своей «боевой славы», других мучила ностальгия по утраченной родине, но большинство потенциальных сталкеров стремилось сюда все же по иным причинам. Стремление хоть одним глазком увидеть место планетарной катастрофы, побывать в заброшенном городе, где наверняка летают птицы о трех крыльях и бегают собаки о двух головах, перенестись в навсегда ушедшее советское прошлое... К тому же понятие «сталкер» крепко ассоциировалось у нашего человека с гениальным одноименным фильмом А. Тарковского, снятым по рассказу Аркадия и Бориса Стругацких «Пикник на обочине». Зона, порожденная внеземными силами, куда могли попасть лишь отважные одиночки-сталкеры, рискуя своей жизнью, вдруг оказалась открытой и доступной каждому желающему с лишней сотней долларов в кармане. Средства массовой информации, наснимавшие целое сонмище фильмов и репортажей, полных эффектных кадров, поневоле раздули ажиотаж и превратили ЧАЭС и Припять в потенциальный «туристический хит». Этот поток, суливший немалые денежные дивиденды, осталось лишь направить в организованное русло. Сформировать и возглавить его было поручено отделу международных связей и развития «Чернобыльинтеринформа». Отдел международных связей и развития (для организации визитов, поездок в Зону отчуждения ЧАЭС) Телефон: +380 (44) 2355014, факс: +380 (44) 2352505 С введением уголовной ответственности за самовольное проникновение в Зону отчуждения любителей нелегальных поездок здесь резко поубавилось. Зато у ЧИИ настали золотые деньки. Добрую порцию клиентов подкинула суперпопулярная компьютерная стрелялка «С.Т.А.Л.К.Е.Р.», вышедшая в 2006 году. Создатели рисовали ее аж 5 лет, подробно снимая реальные улицы Припяти и помещения атомной станции. В игре есть персонажи, как две капли похожие на своих прототипов работников ЧАЭС. Эффект от «С.Т.А.Л.К.Е.Р.» был подобен взрыву четвертого реактора: тысячи героев виртуальных боев в виртуальной Зоне захотели увидеть ее вживую и наводнили собой экскурсионные автобусы. Счет туристам, отечественным и зарубежным, пошел на тысячи. По уверениям руководителей агентства, большинство из них украинцы. Их размещают в гостинице «Припять», кормят хорошим «экологически чистым» ужином на убой. Себестоимость у таких поездок невысока согласно закону, дома и объекты на территории Зоны ничего не стоят. Поначалу и поездки были весьма недорогими. Первые из них были организованы около пяти лет назад. С тех пор многое поменялось, и сегодня день пребывания группы из 3 человек декларируется ЧИИ в сумму около 400 долларов США, причем индивидуальная поездка будет стоить не намного дешевле. В стоимость входит доставка из Киева и обратно, провоз на ЧАЭС и в Припять, сопровождение гида, ужин в столовой агентства в Чернобыле. Соответственно, увеличивая количество человек в группе, можно снизить стоимость для каждого участника. Падение курса украинской гривны из-за мирового финансового кризиса никак не снизило стоимость она по-прежнему пересчитывается в национальную валюту из твердых долларовых цен. Зоне нужны деньги, и сотрудники ЧИИ их зарабатывают, не забывая, разумеется, и о себе.

Так его описывает сам «Чернобыльинтеринформ» в своих правилах:


Как правило, маршрут однодневных поездок проходит по накатанной схеме: Киев - КПП «Дитятки» - Чернобыль - ЧАЭС - Припять - Чернобыль (дозиметрический контроль) - КПП «Дитятки» (дозиметрический контроль) - Киев. Некоторые экскурсии предполагают заезд в одну из отселенных деревень. Определение «турпоездка» старательно избегается: сотрудники ЧИИ называют их «ознакомительными визитами». Для желающих объездить окрестные села, пообщаться с оставшимися жителями и побродить по Припяти подольше есть гостиница в Чернобыле, где можно остановиться на ночлег. Она, естественно, прилично удорожает все мероприятие. В Интернете периодически мелькают объявления о «наборе групп для посещения чернобыльских объектов» от различных частных лиц. Обещается «уникальная программа», полеты на вертолетах, проход в 4-й блок и прочие чудеса. Все это якобы организовывается самими предпринимателями, у которых в Зоне «большие связи». Разумеется, все это сплошное надувательство. В худшем случае мнимые «проводники» исчезают с собранными деньгами (например, некий Ю. Мацеевский, собравший в 2008 году около 64 ООО рублей), в лучшем просто перепродают стандартные экскурсии того же «Чернобыльинтеринформа», собирая в карман всю разницу. Не стоит доверять обещаниям ушлых «предпринимателей от Чернобыля». Есть хорошо известные и зарекомендовавшие себя организации в виде того же ЧИИ, организации «Центр Припять, ком» и различных турагентств. Их перечень довольно широк, как и разброс цен. Любителям же нелегальных прогулок можно лишь пожелать удачи, доброжелательных зверей на пути, спокойного дозиметра и подслеповатых милицейских патрулей. Да минует чашу их судьбы статья вышеупомянутого закона Украины за самовольное нахождение в Зоне отчуждения и наказание в виде отсидки в КПЗ «Иванково» (от 3 суток), штрафа 700 гривен вкупе с грустной перспективой самого гуманного в мире украинского суда! Аминь.

-УРОВНИ, КОТОРЫЕ НЕОБХОДИМО ПРОЙТИ
1. Смотровая площадка саркофага и прудохладитель ЧАЭС
Собственно, это главная цель практически всех туристов, едущих на ЧАЭС. Взглянуть на знаменитый саркофаг, до которого по прямой всегото около двухсот метров. На площадке в конце ноября 2006 года был установлен памятник, посвященный 20летию окончания строительства объекта «Укрытие». Глядя на эту зеленую лужайку, трудно поверить, что когда-то она была засыпана радиоактивным графитом с кусочками твэлов вперемешку. В те далекие уже времена каждый час, проведенный вблизи дымящегося разлома, мог стоить жизни или загубленного здоровья. Сегодня досужие посетители позируют и делают фото в стиле «Это я на фоне саркофага, а вокруг летают рентгены». За такую возможность можно отблагодарить строителей укрытия и возложить цветы к их памятнику. Прудохладитель, расположенный неподалеку, изобилует здоровенными сомами, которых приятно покормить заранее припасенным хлебом. Вопреки расхожим слухам, они вовсе не похожи на мутантов, хотя ловить их, естественно, запрещено.
2. ДК «Энергетик» и детский парк, г. Припять
Припять, первый брошенный город постъядерной эпохи... Дворец культуры, отель «Полесье» и примыкающий парк с аттракционами были его центром, местом, куда стекались отдыхающие горожане. Теперь только проржавевшее «колесо обозрения» и облупившееся панно с изображением «строителей коммунизма» напоминает о тех временах, для кого-то невыносимо тоскливых, а для кого-то счастливых и безмятежных. Буквально повсюду можно встретить немых свидетелей ушедшей эпохи, характерных для каждого советского городка: от толстого каната в спортзале, свисающего с потолка, до портретов членов Политбюро, наскоро сваленных в подсобке. Застывшее время тем и интересна Припять.
3. Радиолокационная станция «Чернобыль2»
Когда-то суперсекретный военный объект оброс большим количеством слухов и сплетен. То ли здесь испытывали психотронное оружие, то ли еще что, но милиция исправно отлавливала грибников в местном лесу. Сюда не возят туристов на экскурсии, но высоченная мачта, видная за многие километры, притягивает к себе магнитом искателей острых ощущений. Крохотный городок, спрятанный за высоченным забором, так и не подвергся тотальному разграблению, как Припять, хотя охраняется всего одним постом. Въезд в него категорически запрещен всем, кроме работников Зоны, что делает проникновение почти невозможным и оттого интересным. Может, настало время посмотреть, что спрятано внутри?
4. Железнодорожная ветка Славутич ЧАЭС
Отличный способ доехать до атомной станции безо всяких пропусков, экскурсий и прочих формальностей. Ежеутренняя электричка, везущая персонал на работу, может стать экскурсионной для тех, кому интересны будни простых людей, не знающих, что такое «экстремальный туризм». На этом 40минутном маршруте есть и брошенные дома, и порубленный лес, и прочие символы событий 23летней давности. Увидеть ЧАЭС «изнутри», не с парадного въезда весьма интересный опыт для тех, кто привык рассматривать медаль с разных сторон.
5. Кладбища техники, участвовавшей в ликвидации последствий аварии - «Буряковка» и «Рассоха»
Застывшие навсегда немые свидетели радиационных баталий... Они шли в бой по первому приказу, защищали людей от сумасшедших уровней рентгеновского излучения, закрывали своей броней строителей саркофага, доставляли к реактору ликвидаторов и набирали свои рентгены так, что отмыть их не представлялось возможным. Сотни единиц техники, от вертолетов до машин «Скорой помощи», свезли на хранение в два пункта Зоны отчуждения. Пункту захоронения радиоактивных отходов «Буряковка» достались самые безнадежные те, что «фонят» сотнями миллирентген. Часть их навсегда похоронили в земле, остальные выстроились в каре, словно на последнем параде ликвидаторской славы. Отстойнику «Рассоха» повезло меньше его боевые ветераны оказались чище, их безжалостно режут на части и вывозят на переплавку. Переплавляется историческая память, переплавляется человеческая совесть на звонкие монеты. Увидеть железных воинов чернобыльской войны и отдать им должное значит, уберечь свое сердце и запечатлеть фрагмент уходящей истории.

Почувствуй себя сталкером, ну хотя бы на день! Наплюй на скептиков, крутящих пальцами у виска, на округлившиеся глаза родни, на причитания «второй половины». Попробуй если не зайти за грань, то хотя бы приблизиться к ней, осторожно, мелкими неуверенными шажочками, и заглянуть туда, где время остановилось старым скрипучим маятником, что уже не раскачать, не запустить вновь. Кто знает, какие мысли роятся в голове у решивших осуществить безумную, на взгляд обывателя, затею оказаться со спящим ядерным зверем с глазу на глаз? Так получилось, что поездка автора этой книги состоялась через организацию «Припять.ком», как наиболее простой способ легального посещения украинской Зоны отчуждения. Во многом это заслуга тамошнего интересного форума и понятной процедуры регистрации-оплаты поездки. Необходимость в открытой интернетплощадке, где обсуждались бы все вопросы, так или иначе затрагивающие ЧАЭС и Зону отчуждения, назревала давно, одновременно с развитием русскоязычного сектора Всемирной паутины. В начале 2005 года усилиями нескольких энтузиастов работников ЧАЭС и научных учреждений Зоны было создано неформальное объединение «Припять.ком», чью задачу можно было охарактеризовать как научнопросветительскую. Круг единомышленников быстро рос, и в октябре того же года открылся интернетпортал www.pripyat.com, посвященный исключительно чернобыльской теме. Там сразу собралась группа компетентных исследователей и энтузиастов, среди которых было немало бывших ликвидаторов. Сайт бурно развивался, и на его базе 26 марта 2006 года была зарегистрирована международная общественная организация «Центр ПРИПЯТЬ.КОМ» (свидетельство о регистрации № 100848). Но, как это обычно бывает, к власти приходят не романтики-идеалисты, а бизнесмены-практики. Ее создатели Владислав Витвицкий и Александр Сирота (интернетник Planca) позиционируют свое детище как некоммерческий общественный проект, созданный для сбора информации по чернобыльской проблематике и проведения различных акций типа открытия памятников, составления карт Зоны или банальной уборки мусора. Однако главной сферой деятельности новой структуры стало проведение групповых и индивидуальных экскурсий на ЧАЭС и в Припять, сразу же обретших популярность из-за высокого уровня одноименного сайта. Действительно, на сегодняшний день это самый интересный и посещаемый форум Рунета, посвященный исключительно чернобыльской проблематике. Для заказа поездок через «Припять.ком» создана целая виртуальная система «Chernobyl Zone». Чтобы воспользоваться ее услугами, необходимо зайти в рубрику «Организованные поездки в Припять» форума www.forum.pripyat.com и выбрать подходящую дату поездки. Они совершаются с частотой примерно раз в 2030 дней. Такие интервалы объясняются ограничением количества посетителей со стороны Администрации Зоны, к тому же не следует забывать, что организаторы не турагентство, и поездки, к счастью, еще не поставлены на конвейер. Как правило, все однодневные и двухдневные вылазки проходят в выходные дни, круглогодично. Выбрав подходящую дату, можно тут же приступить к регистрации в системе «Chernobyl Zone», для чего нужно перейти по соответствующей ссылке на сайт www.chernobylzone.com.ua. Вводя сведения о себе, необходимо помнить, что они будут использованы при оформлении пропусков, поэтому даже небольшие неточности могут закрыть дорогу в вожделенную Зону. Данные паспорта должны соответствовать тому, что вы предъявите охране на КПП «Дитятки», поэтому не стоит вводить номер внутреннего паспорта, а в поездку брать с собой заграничный вас просто не посадят в автобус. Также туда не попадут несовершеннолетние, то есть те, кому не исполнилось 18 лет. Став зарегистрированным членом системы «Chernobyl Zone» (что само по себе бесплатно и не предполагает никаких обязательств), можно непосредственно заказать поездку и оплатить ее. Это можно сделать через системы «Web Money», «Яндекс.деньги», «Приват 24» или просто банковскими карточками «Visa» и «Master Card». Оплата простым банковским переводом доступна только жителям Украины. Как правило, деньги из России поступают к организаторам сразу после уведомления по телефонам: +38 (067) 2920667, (063) 2230992 или электронной почте. Увидеть подтверждение своего участия можно там же, в системе «Chernobyl Zone». Поскольку время оформления пропусков занимает около недели, не стоит тянуть с оплатой или уверять, что «скоро деньги будут, обязательно, вот только разберусь с делами». Все организаторы таких поездок действуют по простому принципу: «Утром деньги через неделю Зона». Стоимость однодневной поездки без ужина у разных турагентств составляет 50100 долларов США в пересчете по курсу (у «Припять, ком» 70долл). Желающие сэкономить могут взять с собой продуктовый «тормозок» или купить съестное в чернобыльском магазине. Остальные оплачивают вместе с поездкой ужин в столовой «Чернобыльинтеринформа» стоимостью 78 гривен (около 1011долл). Итак, все формальности уже улажены, рюкзак укомплектован 20килограммовым армейским полевым дозиметром ДП5, противогазом и общевойсковым защитным комплектом 03К, а запах опасной авантюры приятно щекочет ноздри. Необходимо заранее озаботиться проблемой своевременной доставки самого себя в славный город Киев, откуда и начинается, собственно, сама экскурсия. В случае опоздания (застрял в лифте, помогал старушке перейти через дорогу, Усама бен Ладен захватил поезд) автобус с экскурсантами ждать не будет, а деньги, разумеется, никто не вернет.

Здесь должен был быть длинный и занудный перечень посещаемых мест, пересыпанный цифрами, датами, фактами, россказнями и небылицами собственного сочинения, что так любят заливать в уши лопухам-туристам полуграмотные сезонники-гиды. Здесь этого не будет. Я покидаю Зону отчуждения. Автобус пожирает последние километры дороги на Киев, а я молча переживаю увиденное сегодня, стараясь ничего не забыть, зафиксировать каждый пройденный метр в несчастной своей голове, опухшей от безмерного количества чужого горя. Что память человечья? Пройдет неделя-другая, и в бешеном водовороте сиюминутных проблем утонут воспоминания о серых припятских пятиэтажках гробах без окон и дверей, об изумрудной травке, вызывающей истошный треск дозиметра, о тяжеленном пианино, вытащенном кем-то второпях к лифту и брошенном на полдороге. Такова наша суть. Мелкая катастрофа в отношениях с подружкой занимает в сознании куда больше места, чем ядерная катастрофа, накрывшая пол-Европы. Поэтому прямо здесь и сейчас я пишу эти письма тебе, будущему сталкеру или просто туристу любопытному поклоннику одноименной игры, и отправляю из ниоткуда. Несуществующий почтальон принесет их с давно заброшенной почты прямо по назначению в никуда, разбросает на отравленных полесских просторах воображаемым адресатам. Будь среди них, наклонись и подними, возьми хотя бы одно с собой в дорогу. Тогда все это долгие дни в пути, ухабистые белорусские и украинские дороги, бессонные ночи перед компьютером и сиренный вой кофемолки будет не напрасным. Мне почему-то очень хочется в это верить.
Письмо № 1.
«Там, где время повернуло вспять»
Наконец-то все таможеннорельсовые перипетии долгой дороги позади, волнения «опоздаю-не опоздаю» тоже в прошлом, и вот он, яркожелтый автобус с табличкой «Припять.ком». Сайт города Припять», украшенной знаком радиационной опасности стоит у обочины площади напротив Южного вокзального терминала украинской столицы. Ты сразу увидишь своих попутчиков. От простых прохожих и смурного привокзального люда их отличают приподнятое настроение, небольшие дорожные рюкзаки и обязательная видео-фотоаппаратура в руках у тебя самого будет такая же. Остряки отпускают околорадиационные шуточки, пытаясь казаться бывалыми сталкерами. Автобус обычно сопровождают Александр Сирота (ака Planca) зампредседателя объединения «Припять.ком», и Антон Юхименко (ака Moloch) креативный дизайнер сайта и фотограф. Я не знаю, кто из организаторов будет на твоем рейсе, но в любом случае можно не сомневаться в их компетентности и неформальном отношении к этой поездке. Перед посадкой в автобус (а он действительно комфортабелен, оснащен телевизором и DVD) всем раздадут листки с «предсмертной запиской»: «Я, Иванов Иван Иванович, в полной мере осознаю возможные последствия и несу за них ответственность» кажется, так. Листки перекочевывают к гидам вместе с паспортами будущих сталкеров. Если тебе сегодня исполнилось 17 лет и 364 дня, придется подождать до следующего раза Зона не терпит несовершеннолетних и не пускает их. Все паспорта тщательно переписываются и данные сверяются с теми, что прописаны в пропусках. Ровно в 7.30 по местному времени автобус отъезжает от вокзала кто не успел, тот опоздал. Я настоятельно порекомендую тебе прибывать с теми поездами, что приходят хотя бы в 6 утра, а по возможности и раньше, дабы обезопаситься от непредвиденных опозданий. В идеале лучше приехать в столицу заблаговременно Киев безумно красив и стоит хотя бы полудневной прогулки. Утренний город еще дремлет беспробудным сном выходного дня, поэтому его дороги пусты. Лень богатого мирного бюргера, живущего по формуле «5+ суббота-воскресенье», неизменной десятилетиями. Как-то не верится, что в двух с половиной часах езды отсюда формула бытия резко изменится и обычные рабочие недели станут набранными бэрами-ивертами на индивидуальных дозиметрах-накопителях. Новые единицы измерения времени новой эры трудовых отношений. По мере приближения к Зоне редкие поначалу встречные машины исчезают совсем. Лица начинающих сталкеров сосредоточенны. В основном это молодые люди в возрасте от 20 до 30 лет. 0 чем они думают сейчас? Представляют ли себя частью той бесконечной колонны автобусов, шедшей 27 мая 8бго года в зараженную Припять, или уже предвкушают небрежно сказанное в теплой компании «Да был я в Чернобыле», и уважительновосторженные взгляды в ответ? И какие мысли будут в твоей голове? Неподалеку от первого КПП автобус остановится на перекур, и я увижу на противоположной обочине те самые два «Икаруса» первые, что везли в киевский аэропорт обожженных пожарных и сотрудников ЧАЭС. Они тоже остановились по нужде, но совсем другой пострадавших безудержно рвет, выворачивает внутренности прямо на апрельскую теплую травку, превращая ее в столетний источник излучения. Я вижу это как будто наяву растерянное лицо Эсаулова, играющие желваки все понимающего Акимова, и Правик, конечно Правик... Десятиминутный перекур окончен, мы рассаживаемся по местам и уезжаем, а первый скорбный кортеж так и мигает на обочине аварийками, как сигналами SOS. КПП «Дитятки» и первая проверка. Всем предлагают выйти из автобуса и сдать паспорта. Александр Сирота относит их охранникам. Фотографировать категорически запрещено, но я всегда испытывал страсть к съемке запрещенных объектов. Какие секреты и от кого спрятаны в будке со шлагбаумом? Тебе, сталкер, не рекомендую этого делать. Если заметят, могут быть проблемы. Однажды мне чудом удалось их избежать после съемки турецко-иракской границы. Бдительные иракские пограничники стали копошиться в отснятых кадрах, и спасла лишь случайность, сотворенная, как думается, благосклонно настроенным в тот день Аллахом. У КПП притулилась небольшая часовенка с иконой последняя на «разрешенной зоне». Какая-то компания в нашем автобусе уже переоделась в белые «защитные» костюмы с капюшонами. О боже! Почти в каждой экскурсии есть такие типы, их называют «космонавтами». Сталкер, умоляю, не повторяй эти цирковые выступления с фотографированием себя, одетого в «костюм ликвидатора» и респиратор, на фоне «летающих вокруг рентгенов»! Опасность есть, она повсюду, но уже давно сведена к минимуму временем и многолетней дезактивацией. Перед нашим автобусом стоит машина с голландскими номерами. Люди пересекли всю Европу, чтобы попасть в Зону, но не озаботились оформлением пропусков. Они предлагают любые деньги, но ничего не помогает. Всего-то надо было зайти в англоязычный раздел сайта www.pipyat.com и прочесть о процедуре доступа. Сталкер, не повторяй чужих горьких ошибок! Наши исконнорусские «авось» и «на месте разберемся», как и голландская марихуанная расслабленность, здесь не пройдут. Наконец-то мы въезжаем. Вот она, Зона! На первый взгляд, ничего не меняется, однако почти все пассажиры возбужденно ерзают и фотографируют все подряд: деревья, кусты, придорожные знаки. «Зачем?» я не знаю ответа, я сам это делаю. Может, как у Высоцкого: «Тот же лес, тот же воздух и та же вода, только он не вернулся из боя»? Все, кто был в тех двух первых автобусах, уже никогда не вернутся из боя с врагом-невидимкой. За пару километров от Чернобыля мы делаем первую остановку у села Залесье. С 2005 года это уже бывшее село, тогда его покинул последний житель-самосел. Залесье возникло и получило свое название задолго до аварии, тогда и станции еще не было, и самой атомной энергетики. Случайность или нет, но жители предвидели участь своего поселения: оно полностью скрылось за лесной стеной. Радиационный фон здесь вполне удобоваримый 30 мкР/час, но на лицах наших «космонавтов» появляются респираторы. Покосившиеся хаты безжалостно разграблены, а остатки их поглощают деревья. Крыши за много лет покрылись слоем перегноя, и на них растет трава. Тропа между деревьев когда-то была улицей Курчатова. Были в поселке и школа, и детский сад с игровой площадкой. Были... Жизнь не закончилась сразу, после выселения остались несколько человек. Потом сюда нагрянули мародеры, унесли все, что можно было унести, и исчезли в направлении Киева. У кого теперь в доме купленные по случаю за бесценок «фонящие» вещи бог весть. Когда брошенные дома стали зарастать кустарником, оставшиеся поняли, что былого уже не вернуть никогда, и тоже снялись с нажитых мест. Деревню поглотила зеленая стена, и сбылось пророческое ее название Залесье. Много таких символических совпадений будет еще сегодня. Двадцать минут в Залесье истекли, и гиды торопят фотографирующую братию обратно в автобус. После тихого залесского забытья город Чернобыль кажется оазисом кипящей жизни – на его улицах можно заметить редких прохожих, мелькают автомобили МЧС. И кошки, много кошек. Это значит люди рядом, есть еда и кров. Когда в покинутую Припять заходили команды дезактиваторов, у порогов запертых квартир их встречали трупы домашних животных, оставленных хозяевами на 23 дня. Чернобыль будет жить, пока в нем будут гулять кошки... Помещение «Чернобыльинтеринформа» мрачное 2этажное строение старого советского образца. Комната приемов делегаций увешана фотографиями зоны и картами радиоактивного загрязнения. С вами обязательно проведет беседу один из сотрудников в нашем случае это Сергей Анатольевич Чернов, журналист и автор множества «чернобыльских» публикаций. Разноголосые экскурсанты мгновенно притихают и внимательно слушают, забрасывая докладчика множеством вопросов. После короткого брифинга автобус направляется к бывшему автовокзалу, где в первые месяцы после аварии разместился пункт питания знаменитый «кормоцех» на 600 человек. Обслуживали быстро, за столами тоже не рассиживались, на улице вилась очередь из сотен таких же голодных. Дозиметристы на входе отгоняли тех, кто принес с собой сверхнормативные рентгены, а таких было в достатке. Сейчас гулкое эхо отсчитывает каждый шаг в большом пустом зале, но мне по-прежнему мерещится эта очередь из одинаково одетых людей. Я не псих и не впечатлительная девица, но скажи мне, сталкер, зачем еще сюда ехать, как не за уходящими призраками Истории? Моя стезя путешественника буквально увешана ожерельем всевозможных вокзалов и аэропортов, но какой из них может похвастаться таким прошлым? В углу бывшего «кормоцеха» продолжает работу небольшой «кормопункт» в виде продуктового магазина. «Почем чернобыльские помидорчики?» подкалывают упитанную продавщицу шутники. Здесь самое время запастись батонами для прожорливых «ядерных сомов», плавающих в чаэсовском пруду. Вся снедь в магазине привезена из Киева и поэтому абсолютно безопасна. Фон в пределах города тоже нормальный, около 30 мкР/час. Отсюда уже прямая дорога на станцию, до которой всего 18 километров. На въезде в 10километровую Зону нас встречает КПП «Лелев», получивший название соседней похороненной деревушки. Проверка уже менее затяжная, не более пяти минут. Дорога к станции довольно неплохая, после аварии ее перестилали для уменьшения радиационного фона. Слева блестят конструкции ЗГРЛС «Чернобыль2», к которой от шоссе ведет узкая дорога. Увы, в рамках однодневного сталкерства туда не попасть. Гиды объясняют, что въезд в бывший совсекретный объект закрыт для всех, хотя я видел фотографии Евгения Гончаренко (ака Kranz) и ученогоэколога Сергея Паскевича (ака SerpUa), сделанные совсем недавно в помещениях «Чернобыля2». Мы тормозим у небольших холмов всего в нескольких километрах от ЧАЭС. Снимите головные уборы это не совсем обычное кладбище. На его могилах не кресты, а под землей не человеческие останки. Небольшая деревушка приняла на себя первый удар радиоактивного облака и была захоронена вместе со всем своим скарбом. Лишь знаки радиационной опасности сиротливо торчат из могил, где покоятся дома, и это тоже символ нового постъядерного времени. Здесь небезопасно находиться до сих пор. А местные жители провидцы, село Копачи навсегда закопано. Еще одно мистическое совпадение? Очередная остановка, на сей раз перед остовами недостроенных 5го и бго энергоблоков ЧАЭС, окольцованных каналом системы охлаждения. Дозиметр, нащелкавший 110 мкР/час на дорожном полотне, в три раза увеличивает показания, стоит лишь переместить его на обочину. До злополучного 4го блока по прямой менее километра. Несостоявшиеся его близнецы-братья опутаны стрелами кранов, словно грудные младенцы пеленками. Они уже никогда не вырастут, не порадуют родителей успехами, не заработают первых денег за произведенные мегаватты. Кто-то из солидных умных дядь решил, что младенцы нежизнеспособны и не нужны новой энергозависимой Украине. Недостроенные исполины широко открыли пустые глазницы и удивленно смотрят на непонятных людишек, копошащихся в придорожной траве: «Что они там ищут? Пыль, что смывали брандспойтами с асфальта смешные люди в белых костюмах когда-то давно? Она вся уже ушла вниз, к грунтовым водам. И что им рассказывает гид, показывая рукой на шоссе? По этой дороге на нашей памяти проносились армейские БМП, кортежи черных «Волг» с мигалками, автобусы, зашитые свинцовыми листами. Да кого тут только не было! Эх, люди, люди, взорвали вы свое будущее, отравили навсегда, а потом поспешили от него откреститься». По другую сторону шоссе недостроенное хранилище отработанного ядерного топлива (ХОЯТ). Его доверили возводить французам, но те наделали нелепых ошибок и были отстранены. Хранилище ХОЯТ-2 поручили уже другим; хочется верить, что здесь не появится еще один бетонный памятник горестроителям и попиленным откатам за подряды. Полдень, саркофаг. До него расстояние в двести метров, каждый из которых увеличивает мощность излучения в разы. Смотровая площадка тысячи раз отмыта-перемыта поколениями ликвидаторов, и на ней вполне пристойные для этих мест 350 мкР/час. Персонал ЧАЭС привычно усмехается шутовскому виду наших «космонавтов». В день 20й годовщины возведения саркофага здесь установили скромный памятник погибшим ликвидаторам. Помпезность и масштабы тут ни к чему. Рядами, утопая в радиоактивной пыли, вооруженные лопатами, шли они за бронетехникой и получали свои десятки рентген на душу населения. Потом сорокалетний здоровенный мужик умирал от болезней сердца где-нибудь в своем Таганроге, и лишь размытые временем черно-белые фотографии со следами горячих частиц на негативах оставались памятью ему. И тысячи таких, многие тысячи. Это им памятник, сказавшим «надо значит, надо», не испугавшимся фатальных последствий. Я смотрю на кладязь бездны, упрятанную под бетонным колпаком, и тщусь представить себя на их месте. Не торопись, сталкер, делать дежурные фотографии «я, неустрашимый, на фоне саркофага», представь лучше себя среди тех, кто в непролазной грязи и жутких радиационных фонах надвигал первые блоки на дымящий смертью реактор. Это все происходило прямо тут, на этом месте, где растет нынче горькая полынь-чернобыльник. Любое дуновение ветра со стороны «четверки» оставляло на лицах загар нет, не крымский ядерный. Ничего не изменилось на Руси за многие века, недомыслие и некомпетентность верхов по-прежнему исправляются массовым самопожертвованием безвестных героев. Смог бы я зачеркнуть свою жизнь ради установки какого-то, пусть даже и сверхважного, укрытия, что в тысячах километрах от дома? Хватило бы смелости? Я не знаю ответа на этот вопрос, поэтому и приехал сюда просто сказать им «спасибо». А для чего приедешь сюда ты, сталкер? Тем, кто смог, кто перешагнул через смерть, посвящен обелиск, что в трехстах метрах, у другого конца машзала. Памятник Прометею, перенесенный из Припяти, и гранитная доска с фамилиями погибших. Делегацию встречает заместитель директора ЧАЭС по безопасности, знакомый каждому «С.Т.А.Л.К.Е.Р.»-геймеру. С этого сурового бородатого мужчины рисовали одного из персонажей игры (какого догадайтесь сами). Он призывает помнить о тех, кто упомянут на обелиске, и вручает нашим «космонавтам» значок за образцовое соблюдение радиационной безопасности. Разворачивать объективы в сторону станции категорически запрещено, и за этим следят. Нелепый запрет в наше время сверхмощной оптики, но что поделать, остается лишь скрытничать. Через дорогу от обелиска перекинут мост над прудом-охладителем. Это место традиционной кормежки знаменитых чернобыльских сомов. Они огромны, если не сказать более. Никаких аномалий в виде двух хвостов, несмотря на близкое присутствие саркофага и повышенный фон, у них нет и быть не может. Пруд-охладитель в числе первых 26 апреля 1986 года принял на себя порцию отравы. Два рыбака, удивших в нем рыбу в ночь аварии, скончались вскоре от радиационного поражения. Трудно в это поверить, видя, как куски батонов мгновенно исчезают в разинутых сомовьих пастях. Мост, как и положено металлическому объекту, «фонит» до сих пор, несмотря на самую тщательную дезактивацию дозиметр показывает 450500 мкР/час. Можно переместиться с него на парапет и устроить битву «Чужой против Хищника» посмотреть, как сражаются у кромки воды голуби с сомами за вожделенный кусок белого хлеба. Жизнь и борьба за нее продолжаются всем радиационным смертям назло! Очень жаль, но один из «гвоздей» программы смотровой павильон объекта «Укрытие» обычно закрыт по субботам и доступен лишь экскурсантам-двухдневникам. Мы покидаем ЧАЭС и едем по дороге на город Припять. Названия «Рыжий лес» и «Мост смерти» известны каждому начинающему сталкеру. Вокруг них напридумано множество историй и слухов. Один гласит, что мост сразу после аварии охраняли гаишники, и все они погибли от мощного излучения отсюда и название. Свидетели же эту версию опровергают напрочь. Да и кто бы разрешил оставаться патрулю возле смертельно опасного объекта? «Рыжего леса» давно нет, он захоронен тут же. Все, что осталось это обугленные палки, торчащие из-под земли, да одинокое черное дерево, немым укором взирающее на дорогу. Его окружили дикие заросли самого натурального зеленого цвета. Но он не должен вводить в заблуждение загрязнение почвы тут по-прежнему очень сильное, и радиационный фон куда выше, чем на самой ЧАЭС. Первые месяцы после аварии внутри проносившихся тут на полной скорости бронемашин дозиметры показывали до 15 Р/час! Мимо проплывает заброшенная ж/д станция «Янов», вся поросшая лесом. Бытует мнение, что после аварии здесь проходили поезда на Москву, и пассажиры, сами того не ведая, получали нешуточную дозу облучения. Кто знает, может, это и правда... На въезде в Припять автобус встречает еще одно КПП со шлагбаумом. Мы медленно проезжаем мимо домов, а в динамике автобуса металлическим женским голосом звучат все те же слова, как в далеком 8бм: «Внимание, внимание! Уважаемые товарищи! Городской совет народных депутатов сообщает, что в связи с аварией на Чернобыльской атомной электростанции в городе Припяти складывается неблагоприятная радиационная обстановка...» Странно слышать обращение к товарищам в пустом городе, где зданий зачастую не видно из-за деревьев. Прозвучавшее обращение явная удача организаторов поездки, оно связывает два сегмента времени, живое вчера и ненаступившее будущее. Мы посередине, в безмолвном настоящем... Начало всех экскурсий на главной площади у ДК «Энергетик». Трава лезет отовсюду, пробивается сквозь трещины в асфальте, обрамляет квадраты тротуарных плит. Экскурсанты разделяются на 3 группы, у каждой свой маршрут, чтобы не допустить скученности. Лучшим гидом по праву считается Александр Сирота, вывезенный из города еще школьником. Его рассказ о городе счастья эмоционален и изобилует примерами из личной жизни.

Гид - Александр Сирота
Площадь у ДК «Энергетик» - ул. Курчатова - магазин «Радуга» пр. Ленина (дворы) - прт Энтузиастов - магазин «Светлячок» пр. Дружбы народов - медсанчасть 126 - магазин «Березка» -школа № 1 - пристань - ул. Курчатова - гостиница «Полесье»- ДК «Энергетик» - детский парк - шестнадцатиэтажка (ул. Лазарева, 1) - ковш
Не то чтобы мне повезло оказаться именно в этой группе. Я заранее знал, что хочу увидеть Припять глазами одного из юных сорванцов, у которого старшие ребята требуют деньги аж три рубля за потерянный футбольный мяч. Именно такая тяжелая детская проблема встала перед юным третьеклассником Сашей Сиротой 26 апреля 1986 года. Этот факт мне известен достоверно. О том, что было дальше, я могу лишь догадываться. Может быть, он вышел из ДК «Энергетик», где руководителем литобъединения работала его мама, на центральную площадь и пошел в сторону магазина «Радуга», грустно размышляя о внезапных поворотах судьбы. Еще вчера все было хорошо, и завтра было бы все пучком, не возьми они с другом этот злополучный мяч и не запни его на крышу теплопункта. Денег в кармане всего двугривенный, а мать на все осторожные просьбы только отмахивается на носу майские праздники, и холодильник ломится от продуктов, пришлось потратиться. Мальчик проходит мимо «Радуги», где рыбаки запасаются снастями для грядущей первомайской рыбалки. Вот мужик из соседнего подъезда стреляет двухкопеечную монетку у телефона-автомата - это означает созвон с корешами и культурные посиделки за поллитрой у пристани. Тучная тетка придирчиво ковыряется в предметах мебели, выставленных в зале на продажу, и спрашивает у знакомого товароведа, когда наконец «выбросят» импортные тумбы под телевизор. Сейчас по тому же маршруту иду я. Магазин «Радуга» действительно напоминает радугу он «светится» всеми своими двумястами микрорентгенами, что уловил дозиметрист нашей группы. Далее следует вход в жилой двор по проспекту Ленина. Он специально пошел не самой короткой дорогой просто сильно переживал за мяч, и попадаться на глаза этим чертовым пацанам не хотелось. Все было как обычно, только почему-то милицейская машина стоит на углу, а проезжую часть окатывает водой поливальная машина. Чего это они сутра? На скамейках во дворе расселись бабки и вовсю судачат. До уха долетает «авария... больных везут... пожарные». Ух ты, неужели две машины столкнулись и загорелись?! Вот так новость! Это, наверное, из тех, что носятся с утра по городу с киевскими номерами как подорванные... Черные мысли о мяче исчезают из головы быстрее весеннего полынного ветра. Он сегодня дует от атомной станции... Двор зарос деревьями и кустарником так, что сквозь зеленую стену почти не видно строений. Лавочки, на которых когда-то сиживали городские сплетницы, давно уже сгнили и исчезли в зарослях. Иногда чаща расступается и отдает взору детские грибки с песочницами, качели и прочий придомовой советский антураж. Бывшие асфальтовые дорожки уже давно покрыты слоем дерна, в котором видны следы от диких кабанов. Зимой их заменяют волчьи отпечатки на снегу. Окна в домах выбиты, подъезды наполовину обрушились, а кое-где вросли в землю. Пробираясь сквозь заросли, замираю как вкопанный: передо мной заросший детский сад, подобный тому, что я посещал в сопливые дошкольные времена. Именно следы пребывания детей все время ищет глаз сталкера. Забытая впопыхах игрушка куда сильнее режет по сердцу, чем здание заброшенного завода, и это означает, что в обезлюдевшем городе мы все еще остаемся людьми. Ну как же все-таки не хочется возвращаться во двор! Эти гады наверняка ошибаются возле подъезда и играют со складным ножом в «земли» или еще какую игру. Ну где, где я возьму им мяч, а уж тем более деньги?! Саша перемахивает через невысокую изгородь детского сада, опустевшего в субботу, и садится на лавку в беседке. Пьянящий аромат цветов из разрыхленной клумбы на секунду отвлекает от грустных размышлений. Вот оно, решение! Нужна лестница, длинная-предлинная, так? У кого они есть? Конечно, у пожарных (сегодня о них кто-то вспоминал на улице)! Отец может попросить, да хотя бы дядю Витю Кибенка, тот стопудово не откажет! Просветлевший пацан сигает обратно через ограду и уверенно направляется к пятиэтажке на проспекте Ленина. В ее крохотных квартирках живут семьи молодых припятчан, ожидающих «нормальное», по атомоградским меркам, жилье. У родного дома уверенность сменяется растерянностью. Никаких пацанов, да и взрослые куда-то заполошно бегут. Бабки у подъезда ошарашивают новостью: «Авария на станции! Крыша горела! Пожарных в медсанчасть увезли...» Вот тебе и лестница! Выскочил на улицу Дружбы народов там по прямой до 126й санчасти пять минут ходу а ее каким-то раствором моют. Из магазина «Светлячок» на улицу вынесли лоток с пирожными «Картошка» по 15 копеек, а продавщица оживленно судачит с какой-то теткой и повторяет то и дело: «Много молока им надо, много». Двугривенный отправляется по назначению, а «Картошка» в детский желудок. Наша группа, растянувшись по двору, собирается наконец-то у входа в подъезд в очередную «хрущобу» на проспекте Ленина. «Сейчас мы зайдем внутрь, поясняет Александр Сирота. Это дом моего детства. Здесь я жил до эвакуации». Печальное зрелище внутри. В квартирах пусто. Окна выбиты. В коридорах лишь ржавые почтовые ящики. Уже много позже эвакуации, когда горожане забрали самые необходимые вещи, а мародеры самые ценные, почти всю мебель и прочие предметы быта выкинули из окон дезактиваторы и отправили в могильники. Многие жители сами ломали и портили свое имущество, чтобы не оставлять лихим людям. Мы заходим в крохотную «малосемейку» здесь жил Александр с матерью ровно до 27 апреля 1986 года. Он бывал здесь десятки раз, уже будучи взрослым мужиком, но до сих пор не может говорить ровным голосом и усиленно прячет волнение. На подоконнике увядшие цветы и мелкие деньги разных стран. Иногда они исчезают, а это значит, что до сих пор по городу шляются любители чужого добра. Практически нигде в домах не осталось батарей отопления. Свинчено и выдрано все, что связано с металлом. После ужесточения пропускного режима в городе трудятся представители множества фирм, связанных с утилизацией. Утилизируют историю, живой памятник-предостережение. Удивительная рачительность в стране, где бесследно исчезают казенные миллиарды... В подвале дома комната агитации. Вот это настоящая находка для любителей советского ретро! Открытки, плакаты, журналы все в первозданном беспорядке. Сюда еще не добрались любители постановочных фотографий, а мародерам делать уже нечего. «А вы пробовали найти тот самый мяч? интересуются начинающие сталкеры. Он должен был навсегда остаться на крыше теплопункта. Это же лучшая память о детстве!» «Конечно, мы его искали. На следующий день объявили эвакуацию, и о мяче все забыли. Он должен был быть там. Но его там нет. Город навсегда забрал эту тайну с собой». Петляя по дворам, пересекаем проспект Дружбы народов, и выходим к проспекту Энтузиастов. Это городские «задворки», за проезжей частью домов уже нет, а из окон отлично видна станция. Такое местоположение стало причиной сильного загрязнения, и фон здесь заметно отличается от «среднего по больнице» около 500 мкР/час на асфальте у проволочного заграждения. В напрочь разграбленном помещении магазина «Светлячок» чудом уцелели старые советские лотки, отродясь не видавшие изобилия продуктов. «Светлячок» «светится» всеми цветами радиоактивной радуги на дозиметре показания ползут еще вверх. Это самый «засвеченный» магазин в городе и еще одно пророческое название. Выходим на бывший проспект Дружбы народов. Народы уже давно не дружат, иногда устраивая всяческие молочные, газовые, винные и прочие «войнушки», а проспект превратился в заросшую аллею. Мы заговорили о пророчествах, коих было уже немало? В магазине «Березка» теперь растут березки. В каком апокалиптическом сне мог представить такой поворот сюжета автор названия? Отсюда уже совсем недалеко до печально знаменитой 126й медсанчасти. Да что творится кругом?! Люди со всех сторон собираются у больничного корпуса. Какие-то тети с безумными лицами выносят из «Березки» железные 3литровые бидоны с молоком и, разливая его по асфальту, несутся к санчасти. Площадка перед входом запружена людьми; много милиции и еще каких-то мужиков в форме. Два месяца назад Саше тут выдирали зуб, и было очень больно. С тех пор он недолюбливает это здание. «Пустите меня к нему!» заходится в плаче молодая девушка, и пацану становится как-то тревожно на душе. Он никогда не видел, чтобы взрослые так убивались, разве что если сильно выпьют. «Ты что, дура, на них дозиметр зашкаливает, всех соседей пришлось отселить!» эти слова и вовсе непонятны. Еще какие-то тети прорываются в больницу, их оттесняют солдаты. Вот чудные, какой же нормальный человек туда сам захочет зайти?! Толпа тем временем прибывает, уже целое людское море. В окне кто-то появился, машет руками... да это же дядя Витя Кибенок! Он был там на пожаре, наверное, тушил крышу и обжегся. Вот когда я вырасту, тоже стану пожарным. Станция загорится, мы ее потушим, а меня тоже сюда привезут, и все люди сбегутся посмотреть на героя. И мама будет говорить им вот, это мой сынуля, там, в окне, рукой машет. Мечты о будущей славе неожиданно прервались на самом интересном месте. В толпе показались знакомые физиономии вымогателей, и малолетний должник поспешил скрыться во дворе своей школы, что стоит неподалеку. На футбольной площадке уже разгорелись баталии, но проситься в одну из команд никак нельзя: застанут врасплох эти гады уже не отвертишься. Саша выскочил на Набережную улицу и скрылся в кустах неподалеку от пристани. «Пожалуйста, не подходите к санчасти через газон, там 600 мкР/час, предупреждает гид ретивых экскурсантов, придерживайтесь асфальта, там в два раза меньше». У входа кем-то из постановочных фотографов заботливо вынесено гинекологическое кресло. Так нужно для придания трагичности снимкам, продаваемым в различные журналы и фотобанки. В здании царит жуткая разруха. Мне нестерпимо хочется посмотреть помещения 3го этажа, куда привезли первых пораженных радиацией, но мы ограничиваемся вестибюлем. С каждым годом путешествия по зданию становятся все опаснее, и я отлично понимаю организаторов, опасающихся своих подчас безбашеннных клиентов. Если некоторые умудряются валяться на зараженном мхе и кушать упавшие яблочки, то как уследить за всеми в аварийном здании? Здесь впервые я натыкаюсь на посторонние надписи: какой-то идиот самовыразился на больничной доске. Мне понятны мотивы мародеров, срезающих батареи и провода, но что движет мародерами духа? Картинно раскладывать брошен ние своего интернетсайта в Припяти равно погрому могил на кладбище. Пересекаем проспект Дружбы народов и вновь ныряем во дворы на свидание со школой № 1 и Комбинатом бытового обслуживания (КБО). В просторном холле школы рай для фотографов. На полу разбросаны противогазы, учебники, классные журналы с отметками. Воспаленная фантазия должна сразу нарисовать бегущих детей, надевающих резиновые «намордники» и бросающих в отчаянье их на пол. На самом деле противогазы вытащили и разложили много позже все те же «сценаристы апокалипсиса». Зато стенды и плакаты, известные с детства каждому советскому школьнику, самые настоящие. Я заглядываю в журнал, радуюсь пятеркам по «физ-ре» Сементьевского Вити и огорчаюсь тройкам Галкиной Юли. Наверное, Юля была хрупкой девочкой, а Витек крепким вихрастым пареньком-шалопаем, но хочется верить, что жизнь сложилась у обоих. Без них эта школа осиротела, и угол ее совсем обвалился. Футбольная площадка давно стала полем с травою по колено, но ворота остались. Ворота в прошлое? На пристани только и разговоров, что об аварии на станции. Последний троячок Сашка решил потратить с пользой и подошел к автомату с газировкой. Два мужика, что только вышли из кафе «Припять», с жаром спорят друг с другом вполголоса. Я тебе говорю валить надо из города, и как можно быстрее. Все нутро у реактора наружу, ты хоть понимаешь, что нам всем п...ц?! Пока они там думать будут, твоя Настька столько рентгенов нахватает, что на всю жизнь ей хватит! Сегодня «дозик» знакомый говорил, что у «Энергетика» 20 миллирентген, и это только начало. Вали, и родных увози с собой, пока не передохли! Брюханов и Маломуж сказали же, что все под контролем, чего ты задергался? У них, ...ля, только служебные «Волги» под контролем и спецсанатории для лечения, слуги народа гр... ные. Ты как знаешь, жди у реактора попутного ветра, а я.... Тут они оборачиваются, заметив невольного свидетеля, и резко замолкают. Саша поспешно отвернулся, допил божественный трехкопеечный нектар и уже бежит по улице Курчатова к ДК «Энергетик». Что такое «20 миллирентген», он не знает, но взрослое матерное слово «п...ц» ему хорошо знакомо. Так же говорили пацаны, когда обнаружили пропажу мяча. Мама еще на работе, надо рассказать ей обо всем увиденном. Здорово было бы тоже уехать куда-нибудь на время, пока эта история забудется, «заиграется», как подножка в футбольном матче, а там видно будет. На площади неподалеку от «Белого дома» паркуются машины с киевскими номерами, из которых выходят серьезные дяди, многие с большими звездами на погонах. На детской площадке в песочнице возятся ребятишки, а колесо обозрения должны запустить, по слухам, на майские праздники. Саша забегает в спорткомплекс, где бывал уже тысячу раз, поднимается на второй этаж и врывается в мамин кабинет. Родное встревоженное лицо, ладонью по короткой мальчишечьей стрижке, и еще одно незнакомое слово: «эвакуация»... Вдоль набережной теперь забор с колючей проволокой. У девятиэтажки неподалеку на последнем этаже отходит панель и в недалеком будущем рухнет на землю. Пристань самое загрязненное место в городе, дозиметры бодро отщелкивают до 1500 мкР/час и останавливаться на этом не собираются. Где-то рядом, на ступеньках, есть точечный источник излучения до 4 Р/час, действительно опасный для здоровья. Вот здесь люди из «ядерного будущего» как раз к месту. Причал полузатоплен, как и дебаркадер неподалеку. Когда-то Припять была довольно оживленным транспортным узлом, и по реке ходили рейсовые паромы. После аварии сюда садились вертолеты, загружались песком с барж и улетали к дымящему реактору. Ветер завывает ныне в разбитых глазницах кафе, заглушая стрекот дозиметрических приборов. Река по-прежнему есть, но нет нас на ней. И автомат с газировкой стоит на своем месте, как в далеком советском детстве, но мы не сполоснем граненый стакан и не нальем, как бывало, полстакана (сироп подается в начале, поэтому так вкуснее поколению готового «пепси» этого уже не понять). Как-то неуютно осознавать, что под тобой прилично «фонит», поэтому сталкеры дружно покидают пристань и направляются по улице Курчатова мимо кинотеатра «Прометей» к площади, где дежурит автобус. Мох пробивается между дорожными плитами и показывает 500700 мкР/час. Стены гостиницы «Полесье» разрисованы какими-то французскими художниками. Все очень неоднозначно стоило ли трогать прошлое даже таким эмоциональным граффити? Но «космонавтам» они, безусловно, нравятся, чего нельзя сказать о бывших жителях Припяти. После этой акции художникам навсегда закрыли вход в Зону. Здание гостиницы сохранилось неплохо, поэтому там можно гулять. В одной из комнат на 2м этаже сквозь пол растет знаменитое деревце. На протяжении многих лет каждый год сюда приезжает один фотограф и делает снимок с одного и того же ракурса. Он фотографирует процесс Жизни в городе Смерти. Дворец культуры был гордостью Припяти. Спортзал, бассейн, дискотека, множество помещений под всевозможные «кружки» и «секции» да чего там только не было! Киевские художники раскрасили панно у входа, повествующее о сплоченном труде передовиков села и творческой интеллигенции. Мы входим под бетонный козырек здания с настоящими сталактитами из-под потолка. Картина, увы, общеприпятская: погром и запустение. В большущем спортзале растет дерево и висит канат самый нелюбимый снаряд моего детства. Почему-то все одноклассники забирались к потолку быстрее, заставляя потеть и выбиваться из сил. Запустить бы колесо времени вспять, в 86-й, когда деревья были большими и не росли в спортзалах. Я бы по-прежнему пыхтел и все же обогнал бы на канате своего закадычного друга Булата, а на далекой и незнакомой ЧАЭС кто-нибудь не поставил бы подпись под проведением сомнительного эксперимента. История могла сменить свой вектор, и не писал бы через два десятка лет автор этот путеводитель, поскольку небольших городов у нас много, и рассказать о каждом жизни не хватит. Все экскурсии по ДК «Энергетик» обязательно заканчиваются в подсобке, заставленной портретами партийных вождей. Вот над кем не властно время. Разрушается бетон, но холсты по-прежнему прочны, а краски не тускнеют. На различных фотографиях они расположены по-разному, их кто-то постоянно передвигает. Признак свободы? В том же 86-м я, будучи перестроечным школяром, перевернул портреты с членами Политбюро, что висели над классной доской, вниз головами и получил обвинение в антисоветчине. Теперь, глядя в лица нарисованных героев вчерашних дней, я понимаю всю иллюзорность представлений о свободе как возможности передвигать портреты героев сиюминутных. Сколько их уже сменилось за последнее двадцатилетие в России и на Украине, а свобода лишь усмехается над жителями бывшей одной шестой части суши и дразнит их издалека. Я вспоминаю Стругацких и свой любимый «Пикник на обочине»: «И опять поползли по сознанию, как по экрану, рыла... Надо было менять все. Не одну жизнь и не две жизни, не одну судьбу и не две судьбы, каждый винтик этого подлого здешнего смрадного мира надо было менять...» Детский парк, что разбит неподалеку от ДК, знаменит своим колесом обозрения, что фотографируют едва ли не чаще самого саркофага. Колесо значит детство, а колесо припятское - символ детства разрушенного. Саше Сироте не довелось на нем прокатиться. На следующий день он покинул свой город как оказалось, навсегда. Он лишился родного места, как лишаются дети одного из своих родителей. Сирота случайность? Здесь, в Припяти, я не верю больше в случайности. Нынешний Александр, вооруженный дозиметром, показывает на неприметное пятно на асфальте. Одна тысяча микрорентген, вторая, пятая... теперь их десять. Десять тысяч невидимых микрорентген в час, которые хотели его убить. На машинках, катавших его в детстве, всего лишь 600. Мне кажется, невидимая смерть прежде всего остального хотела отравить именно это место, выжечь будущее, чтобы никогда не наступило в Припяти настоящее. Она добилась своего: теперь у этого города есть только прошлое. Мы осторожно поднимаемся по лестницам 16-этажки, заросшей виноградными побегами. Неведомые силы выкорчевали лифт, но не смогли унести кресло и бросили его на полдороге. Идем цепочкой, по одному человеку на пролет. Иногда я заглядываю в квартиры, вычищенные почти до обоев. С крыши открывается удивительная панорама джунглей, поглотивших остатки былого великолепия. Наверное, такие же чувства испытывал в 1860 году француз Анри Муо, наткнувшийся на древнюю столицу Камбоджи - великолепный Ангкор, полностью заросший гигантскими деревьями. Миллионный Ангкор разрушил сам себя, вырубив джунгли и сгорев под палящим солнцем. Палящее солнце четвертого реактора взошло над Припятью 23 года назад и еще сотни лет не зайдет за горизонт. За тысячу лет ничего не изменилось в подлунном мире, и люди по-прежнему уничтожают по недомыслию свой уголок, отвоеванный у диких зарослей. Мне хорошо виден саркофаг, краснобелая труба над ним, нитка дороги от ЧАЭС до города и безмолвные припятские кварталы. Два четырехугольника, очищенные от вековых сосен, это площадки под новые микрорайоны, так и оставшиеся в проекте. Городской красавец-стадион настолько зарос, что почти не виден из-за листвы. Буйство красок заметно притупляет ощущение трагедии, и я жалею, что приехал сюда летом. Если доведется еще раз побывать в Припяти,™ это наверняка будет холодное время года. Мы выезжаем из города, заглянув напоследок к строительному ковшу. Его использовали на ликвидационных работах, не смогли отмыть и бросили возле какого-то учреждения. «Ковш очень грязный, близко подходить не стоит!» предупреждает Александр, чуть ли не залезая внутрь с дозиметром. 2000 мкР/час в сто раз выше нормы и он предпочитает отойти на несколько безопасных метров. Я оглядываюсь по сторонам. Неподалеку стоит подозрительно рыжая сосна. Может, это просто болезнь, но жизнь всего одна, и проверять своей шкурой не хочется. На обратной дороге в автобусе куда тише, чем обычно. «Сталкеры на один день» осмысливают увиденное, и это означает, что главная цель организаторами поездки достигнута. Чтобы подбодрить экскурсантов, Антон Юхименко включает дозиметр и делает бодрое объявление: «Внимание, сейчас мы проезжаем зону «западного следа». Радиационный фон в центральном проходе автобуса равен 1000 мкР/час, у окон в полтора раза больше». Обладатели мест в середине чувствуют себя победителями лотереи, «возлеоконники» им завидуют. Обязательная остановка у бетонной стелы «Припять, 1970» на выезде из города. Я замираю на секунду. Ужин в Чернобыле будет потом. Потом будет дорога на Киев, фото знаменитого дорожного знака «Чорнобиль», удачная встреча с одним из всемирно известных специалистов по аварии, бывшим дозиметристом-ликвидатором Евгением Самойловым, и вечерняя украинская столица, как привет из другой жизни. Все это будет потом. Прости нас, живых и сытых, Припять! Сейчас я стою, опустив голову, и дописываю это письмо, и несуществующий почтальон уже с нетерпением ждет у твоего ржавого ящика, чтобы отправить конверт по назначению никому, никуда. Только что окончился короткий летний дождь, и на обочинах дороги сверкают лужи. Часть сердца отрывается и не хочет уезжать. Она говорит: «Я остаюсь. Это мое место, моя боль, моя память. Мой бесконечный пикник на обочине».